Изумрудная книга - [4]

— Ах, моя дорогая! При других обстоятельствах сиди и ной сколько влезет. Но сейчас ты просто не можешь себе этого позволить. У тебя есть важные задачи, для решения которых понадобится немало энергии. Одна из таких задач — выжить, — голос Лесли казался необычно серьёзным. — Так что, сделай одолжение, возьми себя в руки!

— Химериус мне это уже говорил сегодня. До того, как он удрал, оставив меня совсем одну.

— Этот маленький невидимый монстр абсолютно прав! Мы должны сохранять свежую голову и сопоставить все факты. Фу-у, что это? Погоди, я открою окно, Берти снова устроил нам газовую атаку… вот несносная собака! Так на чём я остановилась? Да, точно, мы должны понять, что твой дедушка спрятал в вашем доме, — голос Лесли немного дрогнул. — Рафаэль оказался, откровенно говоря, очень даже полезным. Может, не такой уж он и идиот, каким кажется.

— Ты имеешь в виду, каким он тебе кажется, — Рафаэль был младшим братом Гидеона, недавно он перешёл в нашу школу. Именно он догадался, что в загадке, которую оставил мой дедушка, идёт речь о географических координатах. Как раз в этих координатах располагается наш дом. — Как бы мне хотелось знать, насколько Рафаэль в курсе тайных знаний хранителей и путешествий во времени, которые совершает Гидеон.

— Возможно, он знает гораздо больше, чем может показаться, — сказала Лесли.

— По крайней мере, он не пытался дознаться, что к чему в моей истории, несмотря на то, что мистические триллеры последнее время пользуются в Лондоне бешеной популярностью. Достаточно разумное решение с его стороны — не задавать лишних вопросов, — тут она на секунду запнулась. — А ещё у него такие красивые глаза.

— Это точно, — его глаза были действительно прекрасными, такими же, как у Гидеона. Они были зелёными, глубокими, их обрамляли густые тёмные ресницы.

— Не то, чтобы меня это задело, просто констатирую факт…

«Я в тебя влюблён», — сказал Гидеон, вид у него был при этом совершенно серьёзным, он смотрел мне прямо в глаза. Я тоже не могла отвести от него взгляд и верила каждому его слову! Слёзы снова покатились по моим щекам, я уже не могла сосредоточиться на том, что говорила Лесли.

— … но я надеялась, что послание окажется каким-нибудь длинным письмом или, например, дневником, который бы объяснил нам всё, что все они от тебя скрывают, а может, и ещё чуть-чуть. Тогда нам не пришлось бы метаться в догадках, мы смогли бы составить настоящий план действий…

Такие глаза нужно запретить. Или хотя бы издать закон, предписывающий парням с такими прекрасными глазами носить солнечные очки. Кроме, разве что, тех, кого для равновесия природа наделила огромными ушами или чем-нибудь подобным…

— Гвенни? Ты что, опять ревёшь?

Интонация Лесли была точь-в-точь как у миссис Каунтер, нашей учительницы географии, когда она отчитывала ученика, забывшего домашнее задание.

— Милая моя! Пора бы тебе прекратить снова и снова над собой издеваться и бередить незажившие раны. Нам нужно…

— Начать думать беспристрастно! Ты права.

Мне пришлось сделать над собой недюжее усилие, я постаралась вытеснить из своих мыслей прекрасные глаза Гидеона и придать своему голосу немного большей уверенности. Надо же было отблагодарить Лесли хоть чем-то. В конце концов, именно она поддерживала меня в эти сложные дни, не требуя никаких объяснений и не придумывая никаких отговорок. Прежде чем ей это надоест, надо успеть сказать, как я рада, что она у меня есть. (Ну и что из того, если я снова немножко поплачу, на этот раз от умиления).

— А я люблю тебя ещё сильнее! — заверила меня Лесли. — Какой скучной была бы моя жизнь, не будь в ней тебя.

Когда мы распрощались и пообещали друг дружке начать ложиться спать, на часах было почти двенадцать. На несколько минут я действительно почувствовала себя лучше, но сейчас, в десять минут четвёртого, мне так хотелось бы позвонить ей снова и ещё раз завести свою грустную песню сначала.

По своей природе я вовсе не была плаксой, но сейчас я страдала от любви, впервые в жизни. По-настоящему страдала.

Все остальные проблемы отодвинулись на второй план. Даже выживание казалось мне делом второстепенным.

И если уж совсем начистоту, думать о смерти было даже немножко приятно.

Я ведь буду не первой, кого любовь довела до трагического конца. И компания у меня не самая захудалая: Русалочка, Джульетта, Покахонтас, дама с камелиями, мадам Баттерфляй, — а теперь к ним присоединюсь и я, Гвендолин Шеферд. Было бы неплохо, однако, отказаться от рокового удара кинжалом в сердце. Я чувствовала себя такой разбитой, что вполне могла бы умереть от чахотки, а это гораздо возвышенней и романтичней. Бледная и прекрасная, как Белоснежка, я буду лежать на кровати, волосы красиво струятся по подушке. Гидеон встанет предо мной на колено и предастся горьким стенаниям, что же он наделал, ах, если бы он только прислушался к моим последним словам…

Но сначала мне срочно надо заскочить в туалет.

Мятный чай с большим количеством сахара и с лимоном считался в нашей семье чем-то вроде панацеи против страданий, а я выпила целый чайник этого напитка. Ведь только я вошла в дом, как мама сразу заметила, что со мной что-то не так. В этом не было ничего удивительного, потому что от постоянных слёз мои глаза стали красными как у кролика-альбиноса. Вряд ли она поверила бы истории, которую Химериус придумал для меня в качестве отговорки: будто по пути из замка хранителей домой, прямо в лимузине, меня заставили резать лук.