Израненный - [36]

— Эйли? — спрашивает голос, после чего звучит мягкий стук в дверь моей спальни, и моё тело расслабляется от облегчения.

Я открываю дверь и вижу грустное лицо Сары, смотрящую на меня из тускло освещённого коридора.

— Эй, — приветствую я с небольшой болезненной улыбкой, моя щека всё ещё пульсирует. — Что случилось?

— Как ты? Папочка не причинил тебе боль… правда?

В её голосе звучит мольба, в голубых глазах плескается отблеск надежды на то, что мои следующие слова будут именно тем, что она хочет услышать, а не жестокой правдой. Она хочет, чтобы я солгала ей. Рейчел хочет, чтобы я лгала ей. Какая мать, такая и дочь. Они не могут смотреть правде в глаза. Тим — отличный папа для Сары. Он никогда не бил её. И мне хочется верить, что он никогда не прикасался к ней неподобающим образом. Сара боготворит своего отца. Рейчел боготворит своего мужа. Он бьёт её, но тот факт, что он показывает ей привязанность, перевешивает эту трагедию. Два человека в этом доме, введённые в заблуждение, обожают Тима.

— Всё хорошо, — это не правда. Но и не ложь. Со мной всё будет хорошо, потому что я уже проходила через это раньше. Гораздо хуже, чем это. — Ты хотела что-то ещё? Я, правда, устала. Собираюсь принять душ и завалиться спать, — я не хочу развлекать её прямо сейчас.

Она обиженно надувается,

— Хорошо, тогда поговорим завтра.

— Конечно, завтра.

Я закрываю дверь, когда она останавливает меня.

— Эйли?

Я вздыхаю.

— Да?

— Папочка… папа любит тебя. Ты же знаешь это, верно? Даже когда он делает плохие вещи... он всё ещё любит тебя. Он любит всех нас.

Его любовь неправильная. Он любит меня неправильно. Поймёт ли она, если я расскажу ей об этом? Поймёт ли она скрытый подтекст?

Кивнув, я прикусываю щёку изнутри.

— Сладких, Сара.

Я вижу по её лицу, что она хочет сказать больше. Рассказать мне больше позитивного дерьма о своём отце, чтобы я не думала о нём плохо. Она хочет забрать меня в свой идеальный мир и показать мне, что её отец не монстр, преследующий меня. Я не даю ей шанса продолжить разговор и быстро закрываю дверь, пока она всё ещё стоит там. Я отхожу от двери, но из-за ОКР¹ трижды дёргаю ручку двери, чтобы убедиться, что та заперта. Полагаю, Рейчел каким-то образом отвлекла внимание Тима или что-то в этом роде, или же он на пути к своей берлоге в подвале, где он потратит несколько следующих часов, утопая в янтарной жидкости. Внезапное сильное желание принять душ ведёт меня в ванную, и лишь под бегущими струями моё тело действительно расслабляется. Закончив с душем, иду обратно в комнату и мельком ловлю своё отражение в зеркале. На лице появляется синяк в той области, где он меня ударил. Завтра он будет отвратительным. Не предпринимая никаких действий, я ухожу, не в силах смотреть на себя слишком долго. Прежде, чем забраться в кровать, я нахожу свой сотовый телефон в рюкзаке и беру его с собой. Там длинный, красочный текст от Мэллори:

«Что с тобой случилось сегодня?

Я ждала целую вечность!!!

Ты бы хоть сказала мне, что собираешься кинуть меня!!!

Ты такая пустоголовая, Эйли.

Клянусь Богом, если бы я не была твоей лучшей подругой, то надрала бы тебе задницу. Лучше тебе написать или позвонить мне, когда получишь это».

Чувство вины обжигает желудок, подобно кислоте. Чувствую себя ужасно из-за того, что не сказала, что не собираюсь встречаться с ней. Это просто не приходило мне в голову, но я до сих пор чувствую себя ужасно. Мои пальцы скользят по сенсорному экрану, готовые напечатать длинное, печальное сообщение, которое подробно объяснит, почему именно я не потрудилась с ней встретиться. Но что-то меня останавливает. Реальность настигает меня со всех сторон, и я понимаю без единого сомнения, что не хочу делиться с ней этим. Не хочу, чтобы она знала о Мэддоксе и том факте, что я ходила к нему в квартиру. Не хочу рассказывать ей о закусочной или грузовике, или о том, что произошло возле моей двери несколько минут назад. Я не хочу рассказывать о чём-нибудь из этого. Если она узнает, то только всё испортит. Не знаю почему, но мне хочется сохранить это в секрете. Я переполнена секретами. Но этот особенный. Этот я хочу запрятать глубоко внутри себя, потому что это не неправильно. Не искажено. Не изранено. Это моё, что-то чистое и особенное. Я кладу телефон на тумбочку. Поговорю с ней завтра. Как-нибудь объясню ей всё это.

Когда моя голова касается подушки, Мэддокс овладевает всеми моими мыслями, отодвигая на задний план Мэллори, а также всё и всех остальных в моей голове, пока полностью не порабощает мой разум. Он — мой Бог, и ему требуется моё полное и абсолютное поклонение. Я прокручиваю день с той минуты, когда зашла и обнаружила его с двумя девушками, до краткого, невероятно напряжённого момента, который мы разделили в его грузовике, когда он чувственно провёл большим пальцем по моей губе, а затем чуть позже постучал в дверь. О чём он думал? Улыбка появляется на моём лице. Любой человек, даже без мозгов, мог бы сказать, что он солгал о нашей совместной учёбе. И, тем не менее, тот факт, что он нашёл время и постучал в дверь, солгав от моего имени, — весьма трогательный. Бабочки порхают в животе, сердце глухо стучит и что-то вроде удовольствия медленно окутывает мои внутренности. От самой мысли о том, что кто-то вроде него может заботиться о ком-то вроде меня, даже на строго платоническом уровне, у меня начинает кружиться голова. Я держусь за это чувство, за эту мысль, словно за спасательный жилет, и закрываю глаза. Когда приходит сон, я вижу в нём Мэддокса, и в нём он сидит на моей кровати, слишком красивый, чтобы описать словами. Он манит меня пальцем подойти к нему, и я делаю это. Безоговорочно, чрезмерно счастливая и с преогромным удовольствием я сворачиваюсь клубочком рядом с ним, радуясь тому, что он просто держит меня в своих объятиях.