Израильтянка - [60]

И еще был случай. Попала к Юлии в отделение молодая женщина с одышкой после родов. Подошла к Юлии медсестра и спросила, можно ли больной с кровати встать, Юлия и разрешила, не подумав. Вернулась та женщина из туалета и умерла. Видно, сгусток крови из бедренных вен освободился, в легкие с течением крови попал и кровеносный сосуд, как пробкой, заткнул. Мгновенная смерть. И Юлина вина в ее смерти в том, что разрешила подняться с кровати. Может, до сих пор жила бы. Но медсестра никому ничего не рассказала — не за Юлию, за себя побоялась.

«Не битьем, так катаньем», — говорила бабушка. Не за то, так за другое в тюрьму посадят. Обвинят в том, чего не совершала, а преступление так и останется камнем на душе лежать.

Но ужаснее всего и страшнее, что человека задавила. Женщину, мать… И не покаялась до сих пор, не признала свою вину. А чья же в том вина, если не ее, Юлии?! Сама за рулем сидела, сама на нее наехала. На красный ли, на зеленый — неважно. Осторожнее надо быть, скорость перед перекрестком замедлять. Тогда и столкновение не смертельным бы оказалось. Может, и затормозить бы успела, даже если Мирьям сама под машину прыгнула или в эпилептическом припадке упала.

Юлия дрожала от холода и ужаса. «Клубочек-клубочек, куда ты меня завел?» — горько подумалось ей. Она прижала коленки к груди, но не могла согреться. «Холодно ли тебе, девица, холодно ли, красная?» — словно донеслись до нее слова Морозко. «Нет, батюшка!» — прошептала Юлия. «А теперь холодно ли тебе?» — прозвучало в ушах. «Не-е-т…» — простучали зубы в ответ.

Вдруг решетчатая дверь распахнулась. На пороге стоял полицейский.

— Иди сюда, к нам! — позвал он. — Следователь твой, Роберт, пиццу прислал и попросил тебя угостить. У вас с ним что, роман? — ухмыльнулся он.

Юлия неверной походкой подошла к столу, на котором лежала разрезанная на куски пицца. Здесь было тепло и светло. Дрожащими руками она с трудом удерживала золотистый треугольник. Одеревеневшие губы не подчинялись, роняя крошки на пол. Подошел полицейский и предложил одеяло и колу. От колы она отказалась, а одеяло набросила на плечи, согнувшись в три погибели перед трясучим облезлым столом…

ГЛАВА 44

Роберт в точности выполнил Юлино поручение. Лаборантка оказалась сговорчивой, не без труда отыскав требуемую пробирку.

— Это называется — заскочить в поезд с последним звонком! Я как раз собиралась выбросить все застаревшие кровя. Не знаю, получится ли анализ, сыворотка-то старая, но постараюсь. Результат будет часа через три-четыре, — пообещала она.

«Долго ждать», — подумал Роберт. Он вышел из лаборатории и поехал домой, размышляя о Юлии. Поднявшись в квартиру, он включил телевизор, чтобы не быть одному. Ждать было не под силу, ждать было скучно и страшно. Одиночество тяготило. «Как дожить до утра?» — подумал он и вспомнил про больного скрипача. «Пойду, навещу его», — решил вдруг…

Меир открыл дверь после первого же звонка. Удивился, увидев гостя, улыбнулся радостно.

— Рад видеть тебя, Роберт, проходи! А я боялся, что обидел тебя, напившись. Даже и не помню, как ты ушел. Но вот видишь, я поправляюсь! Грипп проходит, температура снизилась благодаря твоему лечению!

На этот раз в квартире был порядок, пыль вытерта, диски сложены аккуратной стопкой. Портреты со стены смотрели веселее, и даже воздух был прозрачнее и чище. Меир принес знакомое угощение — виски и шоколад — и сел рядом, обняв Роберта за плечи.

— Я хочу о чем-то попросить тебя, — сказал Роберт.

— Все, что пожелаешь, милый мальчик!

— Сыграй, пожалуйста, на скрипке то, что играл в прошлый раз.

— А что я играл? — Меир с готовностью вскочил со стула, забыв выпить.

Он взял скрипку в руки, вспоминая мотив, и заиграл. Это была другая мелодия, плавная и нежная, как утренняя волна, широкая и открытая, как морской простор. Музыка то вилась тонкой ниточкой и кружила голову, то медленным ветром летела над просторами. Роберту показалось, что играли не один, а два инструмента, словно пели два голоса, не споря, но подпевая друг другу. Каждый голос вступал в свою очередь, по доброму согласию, не ссорясь. Каждый вел свою тему, постепенно теряя различия. Потом они слились в унисон, восходящий все выше и выше, растворяясь в безоблачном небе.

— Это баркарола, песня на воде, — сказал Меир и опустил скрипку.

— Спасибо, Меир, — сказал Роберт, вставая со стула. — Мне надо идти.

— Как уже? Так быстро? — растерялся скрипач. — Останься, я поиграю еще!

— В другой раз, — Роберт решительно вышел из квартиры.

Он боялся потерять зыбкое ощущение, появившееся у него, пока играла скрипка. Ему показалось, что две прозвучавшие темы были голосами его и Юлии, разными, но живущими в согласии, отличными, но приобретающими схожесть, слившимися в конце воедино, как две влюбленные души. Роберт быстро шел к дому, напевая последнюю мелодию, стараясь запомнить ее навсегда. Юлия была далеко от него, но души их были вместе.

Вернувшись домой, он первым делом позвонил в лабораторию. Лаборантка сразу узнала его.

— Уровень карбамазепина в крови слишком низкий.

— Что это значит? — спросил Роберт.

— Это значит, что надо увеличить дозу лекарства, — ответила она. — Куда послать ответ?