Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1 - [8]

Где колышек свой мы с надеждой вобьем,

Устойчивый, прочный, надежный,

И скажем: «Искали — нашли здесь свой дом,

Спокойно прожить мы в нем сможем!»

Приветствие «Мир тебе!» не прозвучит,

Не будет в том месте никто тебе рад,

И камни внизу, и вверху небеса

Над твоей головой отстраненно молчат.

Как каплю бесследно поглотит река,

Затеряемся мы в миллионной толпе…

О как велика, как безмерна тоска

На столь изобильной, открытой земле!

На исходе дня

Между тучами огня и крови

Опустилось солнце к самой кромке моря,

Пробиваются лучи его сквозь тучи,

Словно копья армии могучей.

Оросило воздух чистым светом,

Одарило чащи огненным приветом

И над рощами сиянье разлило,

Воды рек расплавленным огнем зажгло,

Золотом холма вершину затопило

И колосья в поле светом окропило,

И, склонившись, с уходящим днем простилось,

И, живое, в устье бездны опустилось.

И тогда весь мир объяла тьма —

Ночь идет, спускается с холма.

Легкий ветерок впорхнул, подул и отступил,

И поцеловал меня, и тайну мне открыл,

Он прошелестел: «Наивный, слушай же меня.

Как луч света на исходе дня,

Мальчик милый, молодости дни

Мигом улетят, как птицы, и они.

Здесь все мерзко, гнусно, безобразно,

Есть другой мир: весь он словно праздник,

Луч благословенный, светлый уголок,

Солнце — справедливость в нем, свобода — ветерок.

Там и для тебя, и для себя нашел я место —

Встань, сын мой, и воспарим, и полетим мы вместе!

Нет, не здесь успокоенье, улетай отсюда…»

Почему же сердцу моему так худо?

Кто же, сердце, на тебя набросил тайно так

Тень, тьму вечности и Б-жий мрак?

Отчего сердито ты и чем удручено —

Есть пространство Б-жие, но тесно для тебя оно.

Или, может, мочи больше нет

Наблюдать, как тьма одолевает свет?

Что же это за мечта и что за боль

На исходе дня приходят исподволь

И доверчивое сердце в плен берут,

К краю моря и к пределам вечности влекут?

Динь-дон

Динь-дон — и нет ее, динь-дон — она ушла,

Динь-дон — и все в своей котомке унесла.

Любимая, зачем же так поспешно ты ушла

И сердцу моему сказать и половины не дала?

Как жаль! Ведь раньше времени разлука наступила,

И с уст моих еще не сорвалось то слово, что там было,

То слово, что вынашивал я в сердце месяцами,

И вот оно готово, но еще не сказано устами.

Вдруг ты сказала мне: «Прощай, мой дорогой!» —

Щелчок кнута, шум колеса — и нет тебя со мной.

Лишь пыль взметнулась — ты летишь, ты далеко,

Уже с зеленой рощей поравнялась ты легко,

И, словно крылья аиста, среди ее ветвей

Мелькают крылья белые косыночки твоей.

И вот уж из-за рощи, по ту сторону пути

Насмешкой голос колокольчика звенит:

Динь-дон — и нет ее, динь-дон — она ушла.

Динь-дон — и все в своей котомке унесла.

Варда Резиаль Визельтир Жребий Ксантиппы

(Из сборника «Первые рассказы» под редакцией Рут Барли)

Все поколения ненавидели Ксантиппу, злую жену Сократа. Слово «Ксантиппа» превратилось в синоним склочной, требовательной супруги, которая не понимает своего мужа и преследует его.

Однако пытался ли кто-нибудь подумать о ситуации с точки зрения самой той злой женщины? Представьте себе, что чувствовала Ксантиппа, когда ее супруг гулял на рыночной площади, останавливая молодых людей для беседы и задавал им «сократовские» вопросы. В то время, как ее дети играли, босые и грязные, просили конфету или мороженое — а ее кошелек был пуст.

Легко догадаться, что Ксантиппу весьма раздражало, что ее муж не приносит домой хлеб, не заботится о детях, а посвящает свое время чужим людям. Можно предположить, что, когда Сократ возвращался домой, эта женщина устраивала ему скандал, почему он не разговаривает с ней и со своими детьми? Почему он не учит их читать? Почему он предпочитает диалог с чужими беседе со своими домочадцами? В то время, когда весь мир восхищался Сократом, который готов был выпить стакан яда, у Ксантиппы была веская причина выходить из себя от непреодолимого гнева — что это: просто так, человек идет и превращает свою жену во вдову и своих детей — в сирот? Как, он покидает этот мир, не посвятив семье ни единой мысли? Если бы жена и дети были хоть немного важнее для него, быть может, он все-таки воспользовался бы возможностью спасти свою жизнь?

Почему мы снова вспоминаем о Ксантиппе? Мы и сегодня сталкиваемся с ней снова и снова как с «женой художника», «женой мыслителя», друзья которого в достаточной мере ненавидят ее и видят в ней препятствие для его духовного прогресса. Она досаждает его поклонницам. Ее главный грех в том, что она существует! Она не в состоянии понять, почему он должен множество раз влюбляться (в других), находиться массу времени вне дома или отсутствовать «по делам».

В большинстве случаев — она женщина, которая с горечью вынуждена решать одна все проблемы по содержанию семьи, ведению домашнего хозяйства и денежному вопросу. Общество ждет от нее, чтобы она принесла себя в жертву. Поэтому неудивительно, что она превращается в горькое создание.

Судьба Ксантиппы ожидает многих женщин, бывших когда-то очаровательными цветками и вышедших замуж с закрытыми глазами за мыслителей и гениев. Эти женщины достойны немного большего понимания и теплого отношения.

Орли Кастель-Блюм

(От переводчика:

В ее рассказах реальность переплетается с фантазией, вдруг происходит абсурдный поворот в реальном событии. Как будто это происходит во сне. Часто финал рассказа не ясен, и читатель волен поразмыслить над концом самостоятельно. И еще мне кажется, что большинство ее рассказов об одиночестве среди людей.)