Израиль в Москве - [22]
— Нет, пора. И так застрял, как гость в горле.
— Здесь такси не ловятся. Будешь как Ленин стоять, с протянутой рукой.
— Да за мной скоро заедут.
— Погоди, там еще торт.
— Уф, я и так наелся до изумления.
— А на посошок?
Школа тщеславия
Чапаев оказался вандалоустойчив. Стоял фанерный, руки в брюки, уже неделю.
«Съезжалися к ЗАГСу трамваи». У входа в «Generation П» чернела толпа. Все хотели увидеть живого Пелевина, чтобы потом хвастаться, как апостол Павел. Кто-то ошибся, пришел на Прилепина.
Саксофонист-гастарбайтер из Душанбе поставил ногу на подоконник и ловко вытер шторой ковбойский сапожок. Вспыхнул золотой зуб. Вытряхнув мундштук, музыкант начал выдувать медную тоску.
Рогатые вешалки тонули под мокрыми шубами. Как изюм из булки, возникали герои тусовок, рыцари фуршетов. Светская кошка Гражина Срынка. Ее телефон (малахит с бриллиантами) беспрерывно звонил.
— Да поставь ты его на вибратор и засунь себе в… — ее нервный спутник зашипел и затих. Его длинная челка закрывала всю правую половину лица.
Это кто, Макар? Русский Маккартни, водитель «Машины» снимал пуховик. Бравые усы, клетчатый пиджак, неожиданное сходство с Коровьевым. Новый поворот? Дуся и Ната, ведущие «Ярмарки злословия», ставшей «Школой тщеславия». Дизайнер Карина сегодня надела длинные ресницы. Володя Любаров в запущенной бороде. Был график, эстет, «Химия и жизнь». Ушел в лешие. Нелепо ли бяше, ничтоже сумняше. Скромный олигарх Каценельсон. Андрей называет его мини-олигархом. Кто-то из «Уха Москвы».
Раньше всех пришла кинокритик Р. Семенова из журнала «Московский пионер».
— Раиса, ты сегодня первая, — подставился Израиль.
— Люблю быть первой. Я и у тебя была первая, — покосилась на Марту, — ты был влюбчив, но отходчив.
Марта улыбалась, терпела. Закалка. Семенова в седой шубке, прическа «Хакамада». Разбитной редактор бывшего «Диафильма». Была пухленькой и колючей.
— Я пышная, но легкая. Как безе, — говорила она с любимой гримаской.
Изя не верил. Приподнял и удивился. Так и есть. Верней, так и было. Безе. Называли ее «исчадье Рая» за склочность и язвительность. Циничная, как унитаз. Была у нее загадочная поговорка: «Позови, если трудно встанет». Все «кто есть кто», по ее мнению, были «с прожидью». С просьбой она обращалась примерно так: «Изя, тряхни стариной. Только на меня не тряси». Если кто-нибудь из девушек делился с ней пикантными историями: «за колготки в лифте отдалась», Рая сурово цедила: «Ну это ты, милочка, сгляднула». Все забывали, что стены на студии — фанерные. Все слышно. Когда она, покачиваясь, плыла по центральному рынку, кавказцы за прилавками восхищенно скандировали: «Ма-ла-дэс, ма-ла-дэс».
Увидев Изю, не удивилась. Она и не подозревала, что он давно уехал. Рассмотрела:
— Элегант! Ой, мама, шикадам.
Стайка актеров из театрика на Чаплыгина — цыплята Табакова. Ставят пелевинскую «Из жизни насекомых».
Губастая девица из тех, что живут в телевизоре.
Почини мой «Макинтош»
Вечный мальчик Антоша Носик с крошечной кипой на макушке. Криво улыбающийся Азазелло — поэт Генделев. Аркан — фанатик танго.
С Носиком Изя познакомился на курсе компьютерной графики. На античном «Макинтоше» Изя прилежно долбил клавиши. Девушки заигрывали с Носиком, обучавшим владению «фрихендом» и «фотошопом»: Антош, а почини мой «Макинтош». Уже тогда он слыл гуру.
Как упоительны были вечера у Генделева на Бен-Йегуде: Лёва, Аркан, Аглая, Дёма, Антон, иных уж нет. Два года Изя жил в Святом городе. О Иерусалим, самый близкий к Богу. Библейский воздух, гордые горцы, золотая патина, зловещие трещины…
В рыжей овчинной жилетке с отталкивающим всех животом вбежал жовиальный поэт-гражданин Фима Зыков. Похожий сразу на младенца и Бальзака. Вот только зубы его портят. Почему Изины любимцы не ходят к дантистам? Шурвиндт, Бенедиктов, Бенис? Сладко потягиваясь, Зыков обнажил мохнатое брюхо.
Запыхавшись, от «Курской» бегом, два сисадмина Орехов и Борисов, не нашли места. Чай, не баре, сядут в баре. «Прибежали сисадмины, принесли грибы в корзине». Зарифмовать реальность.
С щебетом возникли пожилые девушки, однокурсницы, диафильмовки. Изя обзванивал их два дня.
Ленка Гжельская, гигиенический поцелуй, помнишь Полиграф, розовые от помады зубы и это словцо «отпад».
— Елена, зачем ты красишь зубы?
Она схватилась за зеркальце:
— Ты умеешь всем сказать гадость. За что же я тебя люблю?
Любу Каюкину не узнал — старушка в мелкий горошек. Морковные кудряшки, узкие стародевичьи губы избыточно покрашены за границами рта. А ведь бывала хорошенькой, когда очень хотела. Любаша со странным отчеством «Жановна». Любознательный Изя когда-то поинтересовался, кем был ее отец. Оказалось, сантехником. Водопроводчик Жан. Как у Маяковского. Гламур лоснится на ее лосинах. Джинсовая бабушка. Всю жизнь рисовала стулья. Всех времен и народов. А то парадный портрет одинокого гордого стула. Выставки в МОСХе, Домжуре, «Гараже», Базеле. Застолбила нишу. Появились покупатели, коллекционеры, галеристы. Потек денежный ручеек. В общем, регулярный стул. Оглядев Изины работы на стенах, равнодушно сказала:
— Как-к-кая к-клевость. П-пора выставляться.
— Умна не п-по годам, — Изя прикусил язык. Но она приняла это, как комплимент.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.