Изотопы для Алтунина - [31]

— Вы приговорены к мировой славе! И никакие Самарины отменить этого приговора не смогут. Вы уже не принадлежите только себе или только своему цеху. Вы — золотой фонд общества.

Он восхищался напористостью Скатерщикова, который в шутку сказал однажды: «Я кувалдой пробью себе дорогу в светлое будущее».

А Сергей Алтунин трудился на своем арочном молоте, сдавал зачеты, и, казалось, все утратили к нему интерес. Даже Кира стала как бы отдаляться от него. Они встречались все реже, и встречи эти были овеяны непонятной грустью. Иногда Сергею казалось, что она встречается с ним только по привычке или из вежливости. Потому, очевидно, и торопится уйти домой или в цех, каждый раз повторяя одни и те же слбва, словно бы оправдываясь:

— Если бы ты знал, как я устала! Держусь на нервах. И все-таки я счастлива. Понимаешь? Эксперимент-то наш удался!..

С Алтуниным творилось что-то странное: он начинал ревновать ее к экспериментальному цеху. Глупо, но так. Газетные заметки, в которых упоминалось ее имя, раздражали Сергея. Ему казалось, что весь этот шум, поднятый вокруг изобретения, оглушил не только Скатерщикова, не и Киру. Очень уж она возбуждена. Вот идут они вместе по улице, разговаривают о чем-нибудь, и вдруг речь ее прерывается на середине фразы. Быстрый взгляд на часы. Поспешное прощание:

— Ну, я побежала! Завтра не жди.

Это стало уже привычным. И, расставшись с Кирой, Алтунин досадовал: «Мы можем совсем не встречаться, если тебе все некогда. Переживу как-нибудь...»

А вот пережить-то было трудно. Каждый вечер без Киры — словно бы потерянный...

После каждого такого вечера Алтунин и наутро бывал хмур, неразговорчив. В этом состоянии и застал его нежданно появившийся в молотовом отделении секретарь парткома Белых. Высокий, осанистый, в несколько старомодном темно-синем костюме, он поразил Сергея своим архимодным галстуком. Алтунин молча уставился на это кричаще-яркое пятно.

— Нравится, что ли? — усмехнулся Белых.

— Не очень, — признался Алтунин. — У председателя завкома и главного инженера точно такие же, только расцветка чуть иная.

— И у директора тоже, — продолжал насмешливо Белых.

— Что же это вы все... по одному образцу?

— Да ведь единомышленники... Однако шутки в сторону, — сказал Белых уже серьезно. — Я пришел к тебе не о галстуках толковать, а о Скатерщикове. Боюсь, не пришлось бы его разжаловать из бригадиров.

Сергей встревожился.

— Он же всего полгода бригадирствует.

— И за полгода бригадиром не стал. Из доверенных ему людей крепкого трудового коллектива не сформировал.

— Почему?

— А вот об этом я и пришел потолковать с тобой. Думаю, что часть вины и на тебя ложится. Если бы помогал получше дружку, они бы не докатились до жизни такой.

— Докатились?.. У них все идет блестяще. И с государственным заказом, и с программным .управлением...

— Все мы так вот думали. А теперь спохватились, да, видимо, поздно. Ты знаешь, что у них там происходит?

— Не очень.

Белых укоризненно покачал головой.

— Ну и ну!.. Хорош друг-приятель... С глаз долой — из сердца вон, что ли? Бывал ты хоть раз в бригаде Скатерщикова?

— Как-то заглянул. Хорошо работают. Люди на подбор!

— Люди-то на подбор, а коллектива, говорю, нет. Каждый сам по себе. Бригадира ни в грош не ставят, а тот, в свою очередь, так же вот относится к мастеру.

Белых говорил о вещах, известных Алтунину. Но Сергей не знал, оказывается, и десятой доли того, что стало известно в парткоме. Он слушал Белых, смотрел на его твердый подбородок с маленькой круглой ямкой — будто кто уколол здесь шильцем — и с горечью думал, как же все это прошло мимо него, Алтунина? И то, что ребята с гидропресса все чаще ссорятся между собой? И то, что они зачастили в городские рестораны «обмывать успехи», после чего выходят на работу с опухшими лицами и головной болью?.. А ведь что-то говорила об этом Кира. На что-то такое прозрачно намекал Самарин. Наконец, этот безобразный случай с Панкратовым и Сухаревым... Все как будто частности, а из них-то и складывается общая картина неблагополучия в бригаде. Последний штрих в ней — беспрецедентное нарушение дисциплины самим бригадиром. Скатерщиков разорвал на мелкие клочки очередной наряд, выписанный для его бригады мастером Клёниковым. «Мы готовимся к выполнению государственного заказа, а этой чепухой пусть занимаются другие, кому наша работа не по плечу», — высокомерно заявил он.

— Что ж теперь делать? — почти в смятении спросил Алтунин.

— А вот давай подумаем вместе, — сказал Белых.

— Тут бы первым заставить подумать Юрия Михайловича Самарина.

— У начальника цеха есть свои соображения, но мне хотелось послушать и тебя. Ты же был наставником у Скатерщикова. Наставлял, может быть, и хорошо, да рановато от наставничества отказался. Слава для слабых духом натур — это, брат, отрава.

Алтунин находился в большом затруднении. Что посоветовать секретарю парткома?

— Моя бабка, Арина Степановна, мудрая старуха, задавала, помню, мне в детстве неразрешимые загадки: как сделать так, чтобы сено было цело и козы сыты? — сказал Алтунин. — Вот и вы, Игорь Иванович, ставите меня сейчас в такое же положение. Но раз приходится решать, я бы предложил на первый случай ограничиться беседой с каждым, кто работает на гидропрессе. У них у всех, как я понимаю, обостренное самолюбие. На это и нужно бить. И то надо понять: измотались ребята — сразу ведь на двух ответственнейших участках вкалывают. Гласности бояться, разумеется, не стоит, чтоб другим неповадно было, но и раздевать их догола прилюдно не следует.