Изогну семь красок в дугу - [6]

дескать, как же это, братцы?

Я с курортной жизнью незнаком!

И за дамами я сроду

не ухаживал полгода…

«Нам видней!» — ответил мне местком.

«Там на юге есть грузины,

мандарины и дельфины,

только кавалеров дефицит!

Дамы там в плену стихии,

некому читать стихи им,

и никто им розы не дарИт.

Вышла, значит, разнарядка

нашей фирме для порядка

выделять на юг одних мужчин.

Нужен лет под сорок, рыжий,

чтобы мог на водных лыжх

и умел смеяться без причин».

«Я, товарищи, не рыжий…» —

«Вас красителем побрызжут

от ушей примерно до сих пор!» —

«Мне, товарищи, на лыжах

нипочем, клянусь, не выжить!» —

«Не волнуйтесь, будет каскадер».

Присылают каскадера.

Парень ростом с эту гору!

Не снимает лыжи ни на миг.

В рыжий цвет меня покрасил

и представился: «Я Вася.

Это я и буду ваш двойник».

С четверга до воскресенья

мы с ним славно посидели.

Встали — и отправились на юг.

Мы живем, как в Голливуде:

море будто бы на блюде

и таки-и-ие женщины вокруг!

Телефон звонит-трезвонит:

«Извините, можно Леню?»

Васе трубку я передаю.

Мой двойник без опозданья

прилетает на свиданья

исполнять обязанность мою.

Этот милый рыжий Вася

весь курорт собой украсил:

он стихи читает при луне,

дарит розы и мимозы,

вызывает смех и слезы,—

я же загораю в тишине.

Все нормально, я не спорю:

каскадеру — каскадерье,

у него опасная игра.

Но люблю его, как брата,

за него мне страшновато.

Вася, друг, ни пуха ни пера!..

Тятя Песня об охране зеленых насаждений

«Советский лесничий — самый лесничий в мире!»

Следующая песня вообще была написана экспромтом.

У нее необычный жанр — это песня-взятка.

Дело было так. Я отправился в весенний поход по Крыму с группой киевлянина Наума Лисицы — автора известной песни «Вальс в ритме дождя» («Солнца не будет, жди-не жди, третью неделю льют дожди…»). Начали под Чуфут-Кале возле Бахчисарая, а в конце вышли в район Фороса и разбили лагерь в лесу у моря. Вдруг явился сердитый лесник и велел снимать палатки: «Вы тут желудя потопчете, а из них могут дубки вырасти!» Народ стал совещаться: законопослушные капитулянты были готовы уходить, реалисты предлагали скинуться на взятку для лесника, а мы с Наумом минут за десять сочинили для него песню (слова мои, музыка Лисицы). Эффект был потрясающий: услышав ее, лесник не только смилостивился, но и велел жене приносить нам по утрам молоко…

Говорил мне тятя: «Ах ты, сукин сын!

Ты зачем срываешь листики с осин?

И зачем, скотина, на поляне той

Желудя ты топчешь Машкиной спиной?

Будучи лесничим, лес родной любя,

Я к едрене-фене выгоню тебя!

Сгинь скорей, дубина, из моей избы!

Я заместо сына посажу дубы.»

Он сказал — и сделал! И таперя вот

У меня не жизнь, а сплошной поход…

Горы и долины, весь наш край родной

Истоптал я, братцы, Машкиной спиной.

1969

Песня-дразнилка для знакомой москвички, вышедшей за кубинца

Маруся сочеталась во дворце,

Маруся и в смущеньи, и горда,

и счастье у Маруси на лице,

а на лице у Педро — борода.

Свидетели кричали: «Куба — си!»

Им синие виднелись города,

и реяла над свадебным такси

прекрасная, как Куба, борода.

А Васька рыжий бледен, как мираж,

а Васька ни туды и ни сюды —

все потому, что Вася рыжий наш,

все потому что он без бороды.

Он две недели план не додает,

что раньше не случалось никогда,—

все потому, что пО сердцу скребет

кошачьей лапой Педры борода…

Велик еще тех случаев процент,

характером не сходятся когда!

Морщины у Маруси на лице,

а на лице у Педро — борода.

Мораль у этой песенки ясна:

чтоб не попасть в подобный переплет,

ты, девушка советская, должна

остерегаться импортных бород!

Ча-ча-ча!

Трагедия антисемита

Чтоб жизнь была милее

и день не зря был прожит,

решил я нынче врезать

кому-нибудь по роже.

Эх, нет со мной братухи —

не взяли на поруки!

Ну, я и сам сумею

пристроить к делу руки.

В буфете у марухи[3]

я принял бормотухи —

свою дневную норму

и порцию братухи,—

я принял бормотухи

и вышел на аллею

в надежде повстречаться

с каким-нибудь евреем.

Но эти, блин, евреи —

всегда они хитрее:

уехали куда-то,

не ходют по аллее!

Одни летают мухи

да ползают старухи…

Аж выть мне захотелось

от этой невезухи!

За что же и кого же

мне бить теперь по роже?

Сантехника Сережу?

Себе оно дороже!

Мясник навстречу, Костя,—

ну это, братцы, бросьте!

Его ежели тронешь,

одни оставит кости.

Под вечер подвернулся

Алешка-парикмахер.

Я только замахнулся —

послал меня он на хер.

Приду к нему побриться,

свою подставлю шею…

Пришлося извиниться,

чтоб не было хужее.

Любой теперь начальник,

любой большая цаца.

Вот это ситуация —

МНЕ не хватает Каца!

Ученые, я слышал,

не то еще умеют —

пусть выведут обратно

хоть парочку евреев!

Песенка Тирляля из мюзикла «У нас в Кибертонии»

В 1977 году режиссер Киевского театра музыкальной комедии Игорь Афанасьев прочел мою повесть «У нас в Кибертонии» и предложил написать по ее мотивам либретто мюзикла. Я с удовольствием это сделал. Композитор Геннадий Сасько сочинил музыку. С нами заключили договор, подписанный высоким чиновником министерства культуры УССР. В театре уже прикидывали распределение ролей: Игорь Афанасьев собирался играть доктора тьма-тьматических наук Тракатана… Но высокий чиновник испугался — и немудрено: либретто, как и повесть, было нашпиговано «фигами в кармане». Он даже не отдал его на рецензию, как было положено. Проявил, короче, политическую бдительность. Правда, с некоторым опозданием: мне успели выплатить аванс:)