Изобрети нежность - [33]

Костя пятерней разворошил свои кудри. Темные Викины глаза сияли восторженно, ярко.

– Мальчики, ура! – Как будто выигрыш в пятьсот рублей пришелся на ее собственную облигацию. Вика даже подпрыгнула на кушетке.

Но когда Костя, убрав первую облигацию, обнаружил, что на следующую пал выигрыш в тысячу пятьсот рублей, Вика замолчала, в изумлении приоткрыв рот. Потом лицо ее стало испуганным, когда они, проверив третью облигацию, снова обнаружили выигрыш. И все трое невидящими глазами уставились друг на друга, неожиданно подавленные, когда оказалось, что в красивой полированной шкатулке все до единой облигации были выигрышные.

Решение

– Может, это у него за всю жизнь?.. – спросила Вика.

– Что это? – не понял ее Костя.

– Ну, выигрыши! – пояснила Вика. В искрящихся глазах ее сверкало возбужденное любопытство.

– Люди за всю жизнь одного раза не выигрывают… – проворчал Костя, опять машинально перепутывая на затылке свои девчоночьи волосы.

И Павлик вспомнил, как часто и по нескольку раз мать заново проверяла свои две облигации: по всем таблицам, начиная с прошлого года… А сейчас они, кстати, смотрели самые последние тиражи.

В ответ на Костино замечание Вика обратилась почему-то к Павлику:

– Откуда ж тогда у него?

Павлик этого не знал. И начал по-хозяйски укладывать облигации в шкатулку. Если бы в ней оказался настоящий пистолет, все представлялось бы, наверное, гораздо проще, чем теперь… Эти, в разной степени затертые, но одинаково беспроигрышные облигации вызвали у него какое-то жутковатое чувство, словно Павлику было не тринадцать, а всего шесть лет, и он еще верил в колдовство…

Чтобы не глядеть на Вику, взял шнур и стал тщательно обвязывать шкатулку: девять рядков поперек и восемь вдоль, один к одному – это он хорошо запомнил.

Ему очень хотелось выложить разом все свои тайны… И что-то удерживало Павлика от этого. А вместе с тем мучило…

Нет, конечно, при Вике говорить нельзя. Павлик глянул на Костю. А тот словно бы ждал этого молчаливого вопроса, чтобы, переведя обеспокоенный взгляд на Вику, без слов предостеречь Павлика.

И странное дело: если минуту назад Павлика тяготила необходимость в одиночку обдумывать события, теперь он опять вдруг почувствовал облегчение оттого, что это как бы даже вменялось ему в обязанность. И он со спокойной совестью мог никого не посвящать в свои тайны.

– Давайте спать! – неожиданно бодро сказал Костя. – Или будешь мороженое? – спросил Вику. Она поглядела на шкатулку в руках Павлика.

– Нет… Завтра съедим! Павлик пусть, он же не ел.

– Я не хочу… – отозвался Павлик, в который раз подравнивая капроновую обмотку.

– Баптист вернется не раньше завтрашнего вечера. – Костя легонько щелкнул по деревянному ящичку. – Раньше поездов нет. Так что отнесем это завтра! – объявил он, давая тем самым возможность забыть всем хоть до утра и об этом ящичке, и о том, что с ним связано.

Немного позже, когда Вика заставила Павлика отвернуться и он подошел к лестнице, что вела в мансарду, Костя спустился к нему, спросил на ухо:

– Чего ты, Павка, навыдумывал себе, а? Давай, старик, завтра все?.. Надо помозговать как следует! – Он хлопнул его по плечу, и это неожиданно окончательно утвердило Павлика в решении пока ничего не говорить ему ни о гараже, ни о таинственном курильщике.

Правда, потом он будет раздумывать: почему все же не сказал тогда обо всем Косте?.. И ему на какое-то время покажется, что уже в эти минуты, когда они втроем, испуганные, глядели на злосчастные облигации, а потом – каждый сам по себе – готовились ко сну, он знал, что предпримет ночью еще одну опасную вылазку… Хотя вроде бы совершенно не думал об этом, и когда обвязывал шкатулку, и когда устанавливал раскладушку.

Делая вид, что сильно устал и уже дремлет, он почти не реагировал на болтовню Вики, которая в темноте оживилась и начала фантазировать, как можно бы с шиком истратить выигранные деньги, если не возвращать их дядьке Андрею. Лишь на заключительное Викино «спокойной ночи, приятных снов» Павлик негромко ответил: «Спокойной ночи…» И наконец-то получил возможность остаться один на один со своими мыслями, которые поначалу возвратили его к Жужлице, к Аниным санкам на льду…. Потом, скользнув мимо второстепенных событий, переметнулись на более поздние впечатления, связанные с пустым гаражом Мелентьевых… Что должно произойти в одиннадцать часов? И когда? Днем? Вечером?.. Завтра? Или уже сегодня?.. Не догадался при свете глянуть на будильник. Теперь не имел представления о времени.

Потом вдруг мыслями его опять целиком завладели облигации. Что если они у баптиста – честные? Тогда все, что сделал он, Павлик, – самое обыкновенное воровство! Это первое, что вдруг сильно взволновало Павлика. Затем он подумал, что в любом случае эти облигации не имеют никакого отношения к секвойе, к санкам на льду Жужлицы… Деревянный ящичек не только не приближал его к разгадке Аниной тайны, а, наоборот, уводил куда-то в сторону. И Павлик со всей ясностью понял вдруг, что обязан как можно скорей избавиться от чужого сокровища, которое предусмотрительно засунул под подушку. А после этого опять наведаться к одинокому, старому тополю! Сегодня же…