Изобретая все на свете - [31]

Сэм устраивается в кресле, предназначенном Катарине Джонсон.

— Виски? — предлагаю я.

— Да, пожалуй. Да. Воздержание — такая отличная штука, что я решил воздерживаться от самого воздержания.

Я наливаю ему. Сэм в городе по делам, его жена и семья остались в Европе. Он на прошлой неделе не раз заглядывал ко мне в лабораторию, но я рад на минуту заполучить его в полное свое распоряжение.

— Я пришел пораньше, чтобы с тобой поболтать, — говорит он.

На самом деле он опоздал на десять минут. Официант ставит между нами накрытую крышкой тарелку и, помедлив долю секунды, снимает крышку, открывая взгляду подогретые, фаршированные сыром стилтон фиги в ветчинных трубочках.

— Бе-екон! — орет Сэм. — Бекон. Бекон, бекон, бекон! Да с беконом и ангел сойдет за деликатес! — Он забрасывает одну фигу в рот, и официант исчезает. Сэм облизывает жирные пальцы. — Ах ты, бедняга. Ты мне снился прошлой ночью. Понятия не имею, что сей сон значит, но ты в нем был, так что, может, ты объяснишь?

— Извини, не сумею.

Он игнорирует мою попытку сострить.

— Мне снилось, что я в постели. Опять на Миссури, только эта версия Миссури была развернута на пятнадцать градусов, как в калейдоскопе. С ночным колпаком на голове, завернут в одеяло, под подушкой — томик ужасной Джейн Остен, как будто один из ее жутких романов навеял на меня кошмар. Я даже слышал собственный храп. А ты сидел, преспокойно поглаживая подбородок, будто котенка ласкал. Ты разглаживал складки на брюках и ждал. «Нико», — сказал я, внезапно проснувшись, чтобы спросить тебя, но, едва проснувшись, я забыл, о чем хотел спросить. Ты, увидев, что я не сплю, сразу кивнул в сторону, словно хотел мне что-то сказать, предупредить о затаившейся в углу опасности. Глазами ты указывал на дверь. Ты так сжал губы, что все звуки в мире как будто скрылись за этими губами, и во сне стояла тишина. Вакуум. Я понятия не имел, что там за дверью, и все-таки на лбу у меня выступил холодный пот. Ты двинулся к двери, и когда я понял, что ты тоже боишься, страх набросился на меня, как приближающийся поезд, с каждым мигом набирая силу и мощь. Мой страх заполнил собой комнату. Голова у меня кружилась и гудела. Не было ничего, кроме страха, кроме вопля в ушах. Я держался изо всех сил. Дребезжали дверные петли, дверь готова была сорваться с петель, и в тот миг, когда я понял, что больше не выдержу, страх прошел сквозь меня, прямо как поезд, вывернув наизнанку, ничего от меня не оставив, и потом пропал сам. Понемногу я пришел в себя. В комнате ничего не изменилось. Ты сидел, разглядывая ногти на руке. Я, разбитый, лежал в постели. Я трясся от ужаса и тут снова обратил внимание на тишину. Я моргнул, пошевелил пальцами, задышал понемногу. Прошла целая вечность, пока ты заговорил, сначала откашлявшись. «Сон не существует», — сказал ты, вставая. Ты вышел через ту самую дверь, которая минуту назад, казалось, отгораживала меня от смерти. Ты уже стоял одной ногой снаружи, но все же еще раз обернулся ко мне. «Сон не существует, Сэм». Дверь за тобой закрылась, и я проснулся. Так как же это понимать? — спрашивает Сэм.

— Ну, надо полагать, я хотел сказать, что сна не существует, Сэм, — шутя, отвечаю я.

Он не смеется.

— Да… — Он разглядывает скатерть, сжимает кулаки. — Я этого и боялся. — Лицо у него дергается, он кладет кулак на скатерть, морщит лоб. — Но, Нико, если сна нет, значит, невозможно…

— Приветствую вас! — хрипловатый голос с шотландским акцентом проносится над головами пирующих у Дельмонико.

Мы оборачиваемся. Джон Мюир машет руками над головой и широко улыбается из зарослей белой бороды.

Однажды, когда я представлял Джона компании инженеров как натуралиста и писателя, он меня поправил, сказав, что на самом деле он «поэт-бродяга-геолог-ботаник и орнито-натуралист!» [14]На самом деле он еще и фермер, и овчар, и изобретатель, и исследователь, и отличный собеседник. Незаурядный человек. Я счастлив его видеть. Сэм улыбается ему, но в его глазах еще проглядывает беспокойство. Пока мы обмениваемся приветами, остальная компания ручейками стекается следом за Джоном и поднимает большой шум. Примадонна мадам Милка Тернина. Киплинги. Мэрион Кроуфорд. Игнацы Ян Падеревский и молодой красавец-офицер Ричмонд Пирсон Хобсон, недавно закончивший военно-морскую академию. Я любуюсь, как он входит в сиянии юности.

— Мне лучше найти свое место, — наклонившись ко мне, говорит Сэм.

Остальные уже расселись.

— Сперва скажи, что невозможно? — останавливаю я его.

— М-м?

— Ты не договорил. Если сна не существует, то что невозможно?

— О, видеть сны, только и всего.

Я минуту сижу с этой мыслью, уставившись в никуда. Хобсон, герой в мундире, щупает край льняной салфетки. Мадам Тернина, сидящая рядом с ним, смеется какой-то его шутке. Мэрион улыбается мне через стол, и я сознаю, какая страшная опасность мне грозит. Все солонки и перечницы на местах. Все свечи зажжены. Все так, как надо, каждый из них, как и следует быть, полон жизни, полон нераскрытых тайн. Сегодня вечером я могу влюбиться в каждого из них. Я готов любить весь этот блистательный мир.

Сэм еще рядом, но собирается отойти к своему месту.