Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея - [94]

.

Часть третья

Аквапарк Пермского периода

Академик А. А. Борисяк писал, что изучение вымерших животных требует и обширных знаний, и творческого остроумия[853]. С чем обычно имеет дело палеонтолог? С отдельными, зачастую обломанными и неполными остатками. По ним трудно понять, каким было животное, где обитало, чем питалось. Попробуйте по обломку куриной кости понять, что это за птица, если вы к тому же понятия не имеете о курице.

Без фантазии не обойтись. В конце концов, наука, о чём часто забывают, такая же разновидность творчества, как живопись, поэзия, философия.

Воображение и познания у специалистов разные, поэтому «художествование около науки», как говорил философ В. В. Розанов[854], приводит к разным результатам и разным гипотезам. Некоторые не выдерживают проверки временем, другие подкрепляются новыми фактами.

Это относится и к материалам, добытым в Соколках. Здесь найдено в общей сложности 2,5 тысячи остатков древних животных[855]. За отдельные единицы принимались и скелеты, и отдельные кости, так что точное число материалов назвать нельзя.

За сто лет по ним описали более 25 видов позвоночных. Последующие ревизии уменьшили это число вдвое[856]. За разные виды ошибочно принимались черепа животных разного пола и возраста, разной сохранности. Сейчас считается, что остатки из чечевиц принадлежали примерно дюжине видов.

Первое место среди них занимали парейазавры, которым принадлежит до 70 процентов костей из Соколков[857]. В тридцатых годах А. П. Гартман-Вейнберг переописала их как новый род – скутозавр (Scutosaurus), входящий в семейство парейазаврид. Название «скутозавр» переводится как «щитоящер» и отражает любопытную особенность животного: в его коже располагались крупные костяные бляшки-остеодермы размером с теннисный мяч. Амалицкий поэтично называл их «щитками из звёздчатых пластин»[858].

Назначение остеодерм загадочно. Вероятно, они были как-то связаны с физиологией или особенностями кожи животного.

Амалицкий писал, что выкопал в Соколках остатки примерно сотни парейазавров: 20 скелетов, 25 черепов и многочисленные кости, принадлежащие «не менее как 50 отдельным экземплярам»[859]. Получилось громадное стадо, в котором были самки, самцы, мелкие детёныши размером со свинью, огромные старые особи. В коллекции есть кости в полтора раза больше других[860], их обладатель мог достигать величины носорога.

Внешний вид парейазавров отличался большим разнообразием. Голова у каждого была не похожа на другие. Шипы, наросты, бугорки были разной величины, по-разному расположенные. Палеонтолог А. П. Быстров писал, что нет даже двух одинаковых черепов парейазавров[861]. Амалицкий также отмечал их «большую пластичность», из-за которой легко можно запутаться и отнести животных не к одному, а к разным видам[862].

Парейазавры стали самыми знаменитыми ящерами Соколков. О них часто говорилось в статьях и книгах, зачастую им давали любопытные характеристики. Чехов писал, что это был «мало симпатичный зверь». В книге палеонтолога Э. Ланкестера сказано, что парейазавр походил на «гигантскую моську»[863]. Репортёру советской «Правды» он почему-то напомнил «о мрачных фантасмагориях „Капричос“ Гойи»[864].

Амалицкий считал парейазавров неким «сборным типом» и замечал у них черты сразу трёх классов: амфибий, рептилий и млекопитающих. На лекциях он указывал, что сборный характер животного особенно хорошо проявляется на затылочной части черепа[865]. По мнению Амалицкого, парейазавры были промежуточным звеном между амфибиями, с одной стороны, и рептилиями с млекопитающими – с другой.

Позже выяснилось, что они не были ни амфибиями, ни рептилиями, ни млекопитающими. Сейчас их относят к особому классу парарептилий, который процветал в пермском периоде и вымер вскоре после его окончания[866].

Относительно образа жизни парейазавров существует две гипотезы. Одна рассматривает их как водных животных, вторая – как сухопутных. Противоречие отчасти вызвано строением конечностей парейазавров. Их задние лапы, как писали исследователи, были приспособлены «больше для плавания», а передние – для передвижения по суше[867].

Амалицкий сумел соединить обе гипотезы в одну.

Вначале он полагал, что парейазавры жили «у воды и даже в воде»[868], по образу жизни напоминали бегемотов, крокодилов[869] или моржей[870]. На лекциях он упоминал их «вывернутое положение конечностей» и особую форму рёбер, которые указывали на «водяной образ жизни»[871].

В учебнике геологии Иностранцева, явно со слов Амалицкого, написано, что между пальцами парейазавров, вероятно, росла перепонка, а «значительную часть времени животное проводило в воде, выставляя из неё свою морду и опираясь при таком положении на отростки задней части нижней челюсти»[872].

В начале XX века под руководством Амалицкого изготовили живописную скульптуру с реставрацией парейазавра. У животного между пальцев растянулась широкая перепонка. Таких гипсовых скульптур было несколько; сохранилась одна – в палеонтолого-стратиграфическом музее Петербургского университета.

Впоследствии Амалицкий скорректировал своё мнение и отчасти согласился с гипотезой южноафриканского палеонтолога Роберта Брума, который сравнивал парейазавров с большими сухопутными черепахами. Брум полагал, что парейазавры жили «на сухой земле и не посещали болота», а при виде врагов закапывались в землю, «подобно эхидне», оставляя снаружи лишь костные пластинки спины