Изначальное желание - [21]

Да, я таков.

За ним последовал второй, третий, четвертый. Не стану описывать всех зверств, что творил я с ними — это займет много времени. Но скажу лишь просто — я их убил. И пусть каждый домысливает в меру свой кровожадности. Лишь последнему я дал несколько мгновений жизни. Наверное, потому, что позаимствовал его золото. Я замер напротив него, упер окровавленные по локоть руки в бока, и испытующе смотрел в его меркнущие глаза.

— Ну что, Халлог, ты уяснил урок?

Он лежал в луже крови, которая постоянно пребывала. А обе руки его валялись поодаль.

— Откуда… откуда ты знаешь мое имя? — тяжело дыша, ронял он последние слова.

— Твое имя пропахло страхом, а я чую страх, — протяжно шипел я, с откровенной жаждой взирая на кровавое тело. — Золото пропахло твоим именем — на нем кровь невинных жертв. А я чую кровь. Мораль сей басни такова: рожденный ползать — ползи достойно! И не зарься на тех, кто рожден летать. Иначе рискуешь столкнуться с небесной силой, которой небеса окрыляют немногих. Прощай, Халлог.

И молниеносный удар облегчил его муки.

Да, я таков.

Я осмотрел безжизненные тела и их фрагменты. Облизнулся.

Вот, собственно, и все!

4 Тайла

«Кто истинной любовью одержим,

тот с ней готов расстаться навсегда».

Хранитель желаний

Нет, не все…

Обернувшись, я заметил едва живую девушку. Она заползла за перевернутую телегу и прижалась к неровной стене. Ни жива, ни мертва. Молодое тело била крупная дрожь, а глаза отражали все состояние ее души. Миловидное бескровное лицо мрамором белело в ночи. О, каким прекрасным стало оно в тот момент. Каким милым и испуганным ее выражение. Я нарочно медленно двинулся к ней, миролюбиво опустив руки. Но с них обильно капала темная влага.

Она, опираясь на исцарапанные локти, принялась пятиться прочь. Она не сводила с меня оцепеневшего взгляда. Как сладок и приятен оказался ее взгляд. Ее страх я оставил на десерт. Да, знаю, я гурман. Но страх невинных жертв такой нежный, такой сочный и вкусный, такой свежий и нетронутый. И так приятно было растягивать то удовольствие…

— Да, милая, — упоенно воскликнул я. — Ты действительно можешь ублажить любого. Как сладка твоя плоть, источающая волны страха. Ты поистине достойна награды.

По щекам ее катились крупные слезы, упругая грудь высоко вздымалась, а глаза безумно блуждали и молили о пощаде.

— Тайла, Тайла! — строго произнес я, качая головой. — Мало того, что ты продала себя, так ты еще продаешь других, торгуя их жизнями. Ай — я — ай! Разве дозволено это? Ладно — кошелек срезать, но убивать? Разве можно убивать людей? Да еще так жестоко?

Я красноречиво развел руками, охватывая кровавый переулок.

— Так жестоко и несправедливо… вшестером на одного. Вооруженные на безоружного.

— Чур! Чур! Изыди! — лихорадочно открещивалась она.

Я снова расхохотался, медленно подходя ближе.

— Тайла, Тайла! — твердил я, не сводя с нее горящего возбужденного взгляда. Горящего в буквальном смысле. Глаза светились не так как у хищника, но много ярче.

— А ведь я заплатил за ночь, — напомнил я. — Ночь еще не прошла.

— Нет! Нет! — толчками рвалось из ее груди.

— Да… да… — мягко зашипел я.

— Нееет…

— Дааа…

— Кто тыыы…? — зарыдала девушка, падая мне в ноги.

Я присел на корточки и простер над ней руку. С нее срывались густые еще теплые капли.

— Я? Я же сказал — это неважно. Разве это важно, особенно теперь, когда ты знаешь, кто я, и на что способен.

— Пощади, молю тебя… не губи…

Я бережно погладил ее растрепанные темные волосы, вытирая о них кровь.

— Выходит, ты хочешь жить?

— Даааа… — скулила она.

Я тихо рассмеялся, с силой сжал ее загривок, и потянул, разворачивая лицом к себе.

— Так запомни, милая, это самое первое ваше желание. А значит главное. Жить, жить, жить… вот в чем смысл бытия — в жизни. И презрен тот, кто мыслит иначе. Презрен тот, кто мечтает о смерти, будучи полон сил. Ибо навязано это иной волей, иным разумом, который жаждет лишить невинного жизни, во имя своих интересов. Во имя своей алчной утробы. Еще больше презрен тот, кто мечтает о смерти чужой. Кто убивает себе подобного, дабы жизнью его насытить свою.

Она часто захлопала глазами и робко залепетала:

— Но ты… ты… ты ведь убил их…

— Да. Это так.

— Но… ты бесчеловечен…

— Ибо не человек я!

— Кто же?

— Неважно!

— Ты Дьявол!

— Зови как хочешь!

— Ты сгоришь в аду!

— Нет рая и ада, но есть ваш мир, где рай и ад слились, — с усмешкой цедил я. — Для многих из вас он ад, так как ныне пребываю я здесь. Но для меня он рай, так как есть вы. Те, кто наполняет меня силой. Те, чью кровь я пью. Пью и упиваюсь! Ха-ха-ха!!!

Я притянул ее за волосы к себе. Тайла задергалась, но я легко ударил ее по лицу. Она безвольно обмякла, точно тряпичная кукла. Понимала — брыкаться бесполезно. Я погладил ее по голове — она сжалась, ожидая удара. Но я был, как никогда нежен. Затем я поднял ее подбородок и откинул слипшиеся пряди. Она зажмурилась, будто желая отгородиться от навеянного кошмара. Но я не исчезал. Холодной шершавой ладонью провел по ее щеке. А после поцеловал. Еще раз и еще.

Она опешила от неожиданности, и, наконец, раскрыла глаза. Какими они показались родными и близкими. Я невольно залюбовался ее красотой. Вся жизнь промелькнула в ее глазах — я смотрел в них, словно в волшебное зеркало. Смотрел долго, вдыхая ее тревожную память, очень часто затуманенную тяжелыми испытаниями, горем и невзгодами. Смотрел и понимал, что не лгала, и действительно желала спасти меня от своих разбойников, почуяв во мне неведомого спасителя. Так как ненавидела она эту таверну и этих людей…