Изначальное желание - [20]

Не успев договорить, я едва увернулся от широкого лезвия. Говорю ж — умелый боец. С развороту, он размашисто рубанул наискось, тем самым лишая меня выбора: пригнуться, или отпрянуть в сторону. Однако я все же увернулся, обтекая лезвие, словно вода.

Но тут кто-то учтиво подставил мне ногу, и я рухнул на холодные камни. Разбойники оживились и разом набросились. В общей свалке слышался пронзительный вопль главаря: «Он мой»! Я, правда, не понял, к кому он обращается и о чем говорит. Потому как уже стоял позади них и тоже заглядывал в общий круг, будто выискивал — что же там «его»? Они как раз добивали пустоту, высекая новые искры из мелких булыжников.

— Что, кошель снова обронил? — вызывающе зашипел я под самым ухом вора. От неожиданности он отшатнулся и налетел на другого, едва не получив стилетом в бок. Я растянул широкую улыбку, и клыки мои победоносно оскалились. Рука снова сжимала увесистый кошель. Я нагло потряс им перед бледным лицом былого хозяина.

— Да твой он, твой!

Вор подавился словами, но рядом вдруг закричал другой:

— Он здесь!

— Да здесь я, здесь, — отозвался я уже с другой стороны.

— Он там! — гаркнул страж, и занес меч для удара.

— Не там, — откликнулся я, снова выглядывая из-за его спины. — А тут!

— А, леший! — возопил стражник, и со всего маху рубанул, метя мне в голову. Меч умело выписал сложную дугу, отвлекающую ложным выпадом. И почти достиг цели, но в последний миг я подался вперед, поднырнул под него, и стремительно выкинул руку вверх. Мелькнули крючковатые пальцы, молниеносно сжались на его горле, прикрытом кольчужным колпаком. А после я рванул руку на себя. Гортанное бульканье слилось со странным хрипом, и здоровяк с грохотом повалился вниз, хватаясь за разорванное горло. Меч выпал из немеющей руки, пристыжено звякнул о камни брусчатки. И первые капли крови оросили бесполезное лезвие. Я же пренебрежительно вскинул пальцы, и вырванный кадык с куском кольчуги отлетел прочь. Мелкие колечки с тихим звоном покатились по проулку.

Все произошло стремительно. Другие еще не успели понять, в чем дело, и, воспользовавшись заминкой, накинулись сзади. Но наткнулись на рухнувшее тело стражника — он истекал кровью, руками сжимая разорванное горло. Кровь алыми толчками сочилась сквозь кольчужную сетку, призванную оберегать от случайного ножа.

Но порой пальцы могут быть гораздо ужаснее. По крайней мере, если в них вливают силы желания их обладателя.

А обладатель нагло усмехнулся и осмотрел свою окровавленную руку. Взгляд его разгорался при виде свежих алых струек, ноздри блаженно трепетали. Упоительное чувство безмерной жажды стремительно нарастало, и толчками рвалось из груди. Я облизнулся, громко сглотнул и метнулся прочь. Разбойники так и не поняли, как же неведомый скиталец оказался позади них. И почему он и оказался именно там?

Резкий удар в спину выбил дух из одного разбойника — высокого долговязого парня. Мои пальцы почувствовали добрую кольчугу, укрытую под одеждами. Предусмотрительный, молодец! Но все не предугадаешь — не уберегла и она. А последующий рывок на себя лишил его жизни. Жизнь вместе с предсмертным хрипом облегченно вырвалась наружу, из смрадного плена его низких желаний. Лицо исказилось судорожной болью, но лишь на миг. Ноги безвольно подогнулись, не в силах более держать его бессердечного тела. И он рухнул в изголовье первой жертвы. У меня же в руке осталось его сердце. Оно еще пульсировало и дымилось, истекая влагой жизни.

Я чистосердечно расхохотался, и хохот мой липким страхом отразился в глазах оставшихся четверых. И той, что привела меня сюда. Они, не сговариваясь, попятились, а Тайла вцепилась в разбитое колесо, словно искала в нем спасения. Колесо, как это символично. Ибо колесо — символ движения, символ круговорота. В нем ли спасение?

Но это колесо разбито, оно уже не может крутиться.

Я смеялся и торжествовал, а они в ужасе пятились, бросая испуганные взгляды то на меня, то на жестоко умерщвленных собратьев. Два трупа остывали на холодных камнях. Лужа крови постепенно пребывала. Смешивалась кровь, смешивались их последние желания. Или, все-таки первейшие? Да, они оба хотели убить меня, и заработать свою долю золота. Но если бы знали истину, если бы могли предвидеть будущее, то попросту попросили бы золота у своего главаря еще там, в таверне. И не лежали бы сейчас здесь, столь неестественно разметав руки.

Я молчал. Клыки мои грозным оскалом украшали ночь, нагоняя мифической жути. Хотя на самом деле я лишь улыбался, радуясь жизни. Глаза мои полыхали, словно яркие угли на ветру, хоть и стояло безветрие. Воры замерли. Тесную улочку сотрясала мелкая дрожь. То дрожали их сердца, порождая единственное желание — жить. Дрожь передавалась в их руки, заставляя трепетать острые клинки, что так и не вкусили моей плоти. Дрожь передавалась в их ноги, норовившие подкоситься. Они в страхе смотрели на меня и не могли сообразить, что же им делать.

Но я сжалился и решил за них.

Бросив сердце, я оказался возле одного из них. Я нарочно двигался медленно, дабы дать ему шанс. И он не преминул им воспользоваться. Как он махал стилетом, как хотел меня достать. Но, увы, то едва ли реально. И не потому, что я силен, а он слаб. Но потому, что мои желания сильнее его. Я попросту перехватил его руку повыше запястья, и резко сжал. Треснули раздробленные кости, и разбойник завыл не своим голосом. Но вдруг голос его перешел на хрип, стон и… и затих.