Изменю вашу жизнь - [11]

Шрифт
Интервал

Ленка успевала только поддакивать, судорожно вспоминая недочитанную «Черную обезьяну» Прилепина, сквозь лексику и стилистику которой она, филолог и журналист, не смогла продраться. Мама же Павлика орудовала филологическими терминами свободно и легко. Потом как-то незаметно перешли к Акунину, тут Ленке стало полегче, про Эраста Фандорина она могла говорить часами.

Павел слушал мать, улыбаясь. Было видно, что ему просто нравится ее слушать, что ему интересны ее рассуждения. Время от времени он вставлял какие-то замечания, из которых Ленка понимала, что он тоже читал все, о чем они говорили, но развернуто говорить о каких-то произведениях ему, видимо, не хотелось.

Ей тоже нравилось слушать хозяйку и говорить с ней. На немолодом, но вовсе не старом, лице глаза выделялись какой-то энергетикой и светом. Елизавета Романовна была красива в свои… «Сколько ей? – пыталась прикинуть Ленка, – Семьдесят или около того? Максимум 50 дала бы ей. Максимум».

Она была красива и, что еще более важно, обаятельна. Страшно было даже представить, как сражала своей внешностью эта женщина мужчин во времена своей молодости. Ленка вдруг подумала про исчезнувшего отца Павла. И поняла, что рядом с такой женщиной трудно представить себе мужчину, если этот мужчина не супергерой. Еще она поняла, что это действительно мог быть хоть летчик-испытатель, хоть полярник, который пленил сердце этой красавицы, а сам погиб во время исполнения своего героического долга – разбился или там замерз во льдах. Но еще более вероятно, что это был какой-то обычный, вполне рядовой советский мужчина, который влюбился в эту женщину и понял, что рядом с ней жить невозможно. «Не потянул», – подумала Ленка про этого неизвестного ей мужичка, наверное, неплохого, просто понявшего, что соответствовать ТАКОЙ женщине практически нереально. В ней действительно было что-то неуловимо царственное, необыкновенное, приятное и притягательное, даже сейчас, в старости. Какая она была в молодости? – Ух, увидеть бы!

И при такой красоте в ней было то, что Ленка так редко встречала в людях, – настоящая интеллигентность. По крайней мере, именно таким было первое и самое серьезное впечатление. Спокойствие. Уважение не только к собеседнику, а к миру вообще – к другим людям, к другим мнениям. Ленка видела, что Елизавета Романовна не только любит сына, но еще и очень уважает его. А он – уважает мать. Ленка уже была готова писать об Елизавете Романовне портретный очерк в лучших традициях советской журналистики, но все время одергивала себя, что она здесь не за этим. Что у нее сегодня другая задача.

Иногда в речи хозяйки дома проскакивали старомодные, как показалось Ленке, отдающие советским прошлым, фразы, но в целом в ней не было ничего от обычной российской пенсионерки, обиженной на жизнь, на детей, на власть – на всех на свете. Все-таки она была очень непохожа на Ленкину маму. Будто всю жизнь прожила в другой стране.

Речь уже шла о культуре.

– Елизавета Романовна, сейчас принято считать, что культура умирает. Что ее убил Интернет. Вы разделяете это мнение? – все-таки журналист в Ленке временами брал верх.

– Культура не может умереть, Леночка, – улыбнулась своей светлой улыбкой пожилая женщина. – Просто, как мне кажется, раньше громко и во всеуслышание говорить могли только либо люди от власти, либо от культуры. В газетах или по телевидению. А в интернете теперь говорить и писать могут все. Поэтому культурные люди и события теряются.

«Господи, – подумала Ленка, жуя вкуснейшую утку, – когда я в своей „Красивой жизни“ в последний раз разговаривала с кем-то о культуре?!» Становилось как-то грустно за себя и за издание в целом. Но больше все-таки за себя, потому что в редакции так поговорить было не с кем, а от таких разговоров Ленка кайфовала.

Потом Елизавета Романовна рассказала, что на днях была на концерте Константина Райкина, который так редко приезжает в их город, и хоть в программе был заявлен моноспектакль, а актер полтора часа читал произведение русских и советских поэтов, и мужчина рядом с ней в кресле задремал и даже захрапел, – ей все равно безумно понравился и подбор стихов, и то, как тонко это было прочитано… Тут уж Ленке было что сказать: несколько лет назад она брала интервью для своего глянца у заезжей звезды – Константина Райкина. И она в лицах рассказала, какой он вблизи, каким оказался серьезным и завораживающим человеком. Эта информация вызвала у хозяйки дома искренний восторг, она так заинтересованно расспрашивала, что Ленка была польщена. Павел молчал, улыбался, неспешно жевал салаты и подливал дамам вино.

Вечер проходил чудесно, и от внезапного звонка мобильника Ленка даже вздрогнула. Взяла трубку, вышла в прихожую. Мила на всякий случай громко и почти истерично рассказывала о том, что у нее прозвонила напоминалка, чтобы она позвонила Ленке и вызволила ее из объятий очень приличной семьи.

– Мила, у меня всё хорошо, спасибо, – прошептала та в телефон. – Я тебе потом расскажу, в каком я волшебном месте.

– Замуж выходишь?

– Нет.

– Ну ладно, в таком случае я спокойно ложусь спать. Позвони мне завтра.


Рекомендуем почитать
Общество мертвых пилотов

В романе омского писателя и журналиста Н. Горнова рассматривается аксиологическая сфера реальности, выраженная в форме переживания и обретения смысла. Переживание трактуется автором как бытийная форма жизненного и культурного освоения и присвоения реальности, как процесс перехода в субъективный внутренний мир человека объективированных форм проявления сущности в процессе функционирования систем «человек – человек» и «человек-социум».


Души древних

«– Люба, открой дверь! Открой немедленно, слышишь! – Трофимов колотил в дверь ванной, за которой рыдала его беременная жена, мать его будущего – второго – сына.– Уйди от меня! – сквозь рыдания кричала Любочка. – Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Ненавижу, слышишь? Никогда тебе этого не прощу!..».


Он назвал меня мамой

«Воробей влетел в широко распахнутое окно предродовой палаты, уселся на железную грядушку опустевшей кровати, испражнился, звонко, победно чирикнул и так же стремительно выпорхнул на улицу.– Прямо булгаковщина какая-то, – произнесла наблюдавшая за воробьем роженица.– Мальчик, – уверенно сказала другая, подтвердив свой прогноз кивком головы.Я ждала девочку. Мне все говорили, что будет девочка. Знаете, как женщины смотрят на живот беременной, улыбаются, вздыхают, думая о своем, а потом говорят: „мальчик“ или „девочка“…».


Муж на день

«Она проснулась с тем особым чувством изгнанности из рая… Села, как была, голой, на кровати, подперев подбородок коленями, и сплетенные, слипшиеся с лучами солнца волосы словно поддерживали ее голову.Она бы все отдала сейчас. Отказалась бы от всего самого ценного, чтобы быть в эту минуту рядом с ним. Отказалась бы даже от самой себя, такой прекрасной и начитанной. Любящей европейское кино и классическую музыку. Ибо зачем она сама себе без него? Она бы отдала все, чтобы он сейчас, в эту минуту, лежал с ней рядом.


Лабиринты

Предлагаем читателям самую необыкновенную и, пожалуй, самую интересную книгу крупнейшего швейцарского писателя Фридриха Дюрренматта, создававшуюся им на протяжении многих лет. Она написана в жанре, которому до сих пор нет названия. Сам писатель называл свое детище лаконичным словом «Сюжеты». Под одной обложкой Дюрренматт собрал многочисленные «ненаписанные вещи», объединив их в причудливый коллаж из воспоминаний, размышлений, обрывков разнообразных фрагментов, загадочным образом ведущих к иным текстам, замыслам, снам, фантазиям.


Манипулятор Глава 005

"Манипулятор" - роман в трех частях и ста главах. Официальный сайт книги: http://manipulatorbook.ru ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! ПОЭТОМУ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ДОСТИГЛИ ВОЗРАСТА 18+ ИЛИ ЧТЕНИЕ ПОДОБНОГО КОНТЕНТА ПО КАКИМ ЛИБО ПРИЧИНАМ ВАМ НЕПРИЕМЛЕМО, НЕ ЧИТАЙТЕ "МАНИПУЛЯТОРА".