Изменник - [4]

— Даже когда больно, я все равно их делаю, — с гордостью добавляет Таня.

Молодец. Помнишь, что я говорил? Может быть больно, но вреда от них не будет. Потому что ты не нагружаешь колени, а просто помогаешь им снова научиться двигаться свободно. А как насчет рыбьего жира?

— Она принимает его каждый день, как послушная девочка. Правда, Танюша?

Больше всего ему хотелось бы отправить Таню в санаторий, специализирующийся на лечении артрита. Отца нет: погиб на войне, как и у многих его маленьких пациентов. Возможно, тот даже не видел дочери. Мать родилась в Кингисеппе, но, когда немцы стали наступать, ее семья бежала на восток, и их отправили на Урал. Таня с матерью вернулись в Ленинград уже после войны, когда в город хлынул поток переселенцев. Теперь Тане семь лет. Ее мать работает в ателье по пошиву одежды. Шансов на то, что им выделят путевку в детский санаторий, почти никаких, но попробовать все равно стоит.

— А на физиотерапию вы ходите?

Таниной матери с трудом, но удается самой водить ребенка на прием в клинику, но, чтобы не пропускать физиотерапию, ее собственной матери (Таниной бабушке), которая по-прежнему живет в Кингисеппе, приходится специально приезжать в Ленинград. «Она бы переехала ко мне, если бы это хоть как-то помогло, но в коммунальной квартире — какие условия? Комната у нас крошечная. И потом, мать выращивает овощи, а я на них вымениваю яйца и молоко для Тани».

— Да, Таня соблюдает расписание, как по часам, — гордо говорит ее мама. — Она ни разу не пропустила сеанс.

— Это просто замечательно, — с теплотой отвечает Андрей. — Подождите минуту, пока я перемолвлюсь словечком с рентгенологом. Я, Таня, хочу попросить Софью Васильевну, чтобы сегодня она посмотрела тебя особенно тщательно.

Он слишком много времени проводит с пациентами. Слишком подолгу с ними беседует. Его не раз критиковали за это, но в свою защиту он всегда возражал, что в долгосрочной перспективе такой подход оправдан. Он позволяет ему выявить проблему в зародыше, а порой и предвосхитить ее появление. Ему удается добиться «необычайно высокого уровня соблюдения пациентами врачебных предписаний», а это стоит отдельно отметить в графе достижений. Обычно ведь как ведут себя родители: «да, доктор… нет, доктор…», а потом придут домой, вольют в свое чадо какое-нибудь снадобье от всех болезней, приготовленное по бабкиному рецепту, и даже не сделают попытки проследить, чтобы ребенок делал упражнения, — ведь бедняжка и так болеет, зачем же лишний раз мучить?

И еще: Андрей убежден, что дети хотят знать о своей болезни намного больше, чем мы думаем, — тогда они меньше боятся. Он видел детей при смерти: они понимали, что умирают, и воспринимали это на удивление спокойно, но страдали от того, что их родители, объятые скорбью и ужасом, отказывались принять происходящее.

Когда он направляется в палату, сзади его кто-то окликает по имени. Андрей оборачивается.

— Лена! Прости, я тороплюсь…

Лена запыхалась, лицо раскраснелось — наверное, бежала за ним.

— Я видела, как ты выходил из рентген-кабинета.

— Все хорошо?

— Мне нужно с тобой поговорить. Это важно. Всего минуту.

— Что-то случилось?

Она смотрит в один, потом в другой конец коридора, и, подталкивая его рукой, заставляет отойти на пару метров подальше от приоткрытой слева двери.

— Ты был во дворе с Русовым.

— Да.

— Это касается мальчика, поступившего ночью? Он в отдельной палате, но Люба видела фамилию. Что происходит? Ради бога, не позволяй Русову втянуть тебя в эту историю.

— Лена, он правда сын Волкова?

Она снова кидает быстрый взгляд в оба конца коридора.

— Правда. И, говорят, единственный.

У Андрея все внутри обрывается, будто, стоя на краю пропасти, он случайно посмотрел вниз.

— Так значит, он пытался? — спрашивает Лена.

— Кто?

— Русов. Спихнуть тебе этот случай. Это так на него похоже…

— Думаю, не стоит его винить, Лена. Будь мы на его месте…

— На его месте ты и окажешься, если все пойдет, как он задумал. А он выйдет сухим из воды. — У Лены умные, раскосые зеленые глаза. Она с тревогой всматривается в его лицо. — Надеюсь, ты ни на что не согласился?

— Я сказал, что поговорю с ним завтра.

— Послушай меня! Я знаю, что делать в таких случаях. Завтра ты скажешься больным. Пообещай мне.

— Я так не могу.

— Думаешь, будь ты на месте Русова, он бы для тебя что-то сделал?

— Навряд ли.

— Ну вот!

— Но, Лена, мы же врачи. Нам приходится сотрудничать. Русов имеет полное право попросить коллегу поставить второй диагноз.

— Ах, он это так называет? То есть его диагноз будет первым?

— Ну…

— Так я и думала. На линии огня окажешься только ты, и никто другой. — Она снова понижает голос. — Мой тебе совет: держись подальше от этого. Вспомни «Суд чести».

Конечно, он видел этот фильм. Вместе с женой они посмотрели его в молчании и не стали обсуждать, даже когда вышли из кино. Но всю дорогу домой Анна крепко держала его под руку. Фильм был художественный, но метил он в реальных людей: Клюеву, Роскина и Василия Ларина — блестящих ученых-новаторов. Клюева и Роскин впервые разработали биопрепарат для уменьшения раковых опухолей. Казалось, они неуязвимы. Государство вливало огромные средства в их исследовательский институт. Клюевой дали Сталинскую премию.