Измененный - [17]

Я заплатил по счету и осторожно поехал домой.

Когда я вошел в дом, свет был приглушен, что у Стеф означает: «Я ушла спать». Я немного постоял в гостиной, соображая, пойдет ли мне на пользу купание в бассейне. Решил, что нет. Вместо того я выпустил отрыжку, которая просилась наружу еще с последнего пива, и уловил в ней отголосок мандарина.

Я отправился на кухню, чтобы налить два стакана воды и захватить в спальню — Стеф никогда не удосужится сделать это для себя, но любит, когда это делаю я, — и потопал наверх. Она еще не спала, а читала в постели.

— Привет. Все прошло успешно?

— Нет. Он вообще не явился.

— Правда?

— Правда.

— И что же ты делал столько времени?

— Ждал.

— Где?

Я залез в постель рядом с ней.

— Сначала под его воротами, потом «У Кранка», где, как сказала его помощница, он должен быть.

— Какой у тебя выдался суматошный день.

— Скажи это еще раз.

Она выключила свет и перевернулась на бок.

Глава 7

У его похитителя только один вопрос. Похищенный прекрасно понимает, что это значит. Он знает то, что хочет узнать этот человек. А еще он понимает, что стоит ему ответить на вопрос, и он, скорее всего, умрет.

Поэтому он до сих пор не ответил.

Пока не ответил.

Он очнулся несколько часов назад. Сознание прояснялось медленно, как будто сомневаясь, стоит ли вообще это делать. Но в итоге все-таки пришло в норму. Веки казались будто поломанными, слишком тяжелыми, поэтому сначала он не открывал глаза. Голова была какая-то распухшая, словно он весь вечер пил красное вино. Мужчина сознавал и деловитые тревожные сигналы, поступающие из других уголков тела, будто его ударили обо что-то твердое. Голода он не испытывал. Ему было очень тепло.

Все эти впечатления являлись к нему друг за другом, словно поднесенные на бордовых бархатных подушечках крошечными, полными почтения слугами. На самом деле ему даже показалось на миг, что сейчас он действительно увидит крохотных помощников, кланяющихся и исчезающих в темных коридорах сознания. Но те схлынули все разом, панически бежали, освобождая место для главной новости, которая вдруг неожиданно объявила о своем приходе.

Кто-то здорово ударил его по правой ноге выше колена. Либо кулаком, либо как следует дал по ноге молотком.

Это случилось не сию секунду — не было пронзительной остроты свежей боли, — однако болело все-таки сильно. Сильно, но так, что можно очень долго терпеть. И достаточно для того, чтобы человек почувствовал: настало время открывать глаза.

Первое, что он увидел, — собственное колено. Голова, понял он, покоится на груди. Перед глазами расплывшаяся картинка: серые тренировочные штаны, теперь в пятнах, и измятая сиреневая рубашка. Это вещи ему знакомы. Они принадлежат ему.

Он поднял голову, стряхивая каплю пота, повисшую на кончике носа. Голова закружилась. После мгновенного замешательства все начало вставать на свои места. Он видел голые стены какого-то восьмиугольного помещения в тридцать футов шириной. Четыре синих прямоугольника, похожие на окна, — только в них ничего не видно. Затянуты брезентом. По краям немного пробивается внешний мир, яркий и очень солнечный. Брезентовые полотнища похлопывают, значит, дует легкий ветерок, но внутрь не проникает. Еще мужчина услышал вдалеке шум моря. У стены лежал стандартный шлакобетонный блок, восемь на восемь дюймов и шестнадцать дюймов в высоту.

Он снова перевел взгляд на себя. Теперь видно, что спортивные штаны над правым коленом в красно-коричневых пятнах. Кое-где пятна насыщенного цвета, и ткань заскорузла; вероятно, он потерял много крови.

Ах да. Теперь он вспомнил.

В него стреляли.

Такое ощущение, будто его ранили вечность назад, но мужчина понял, что рана, скорее всего, болит меньше, чем должна бы. Очень может быть, что он находится под воздействием какого-то сильного болеутоляющего. Вполне вероятно, что просто приходит в себя после дозы того препарата, который вырубил его, какого-то наркотика.

Все эти мысли не внушали оптимизма, в особенности когда третья, самая вопиющая особенность его теперешнего положения наконец-то дала о себе знать. Его запястья были привязаны к подлокотникам очень тяжелого деревянного кресла толстыми обрывками парусины. Точно так же, как и лодыжки. Еще одна полоска ткани охватывала поясницу, а другая — плечи. Все завязано очень туго.

Он попытался податься вперед, не отрываясь от кресла, но сдвинул не больше чем на полдюйма. Однако этого было достаточно, чтобы заметить написанный кем-то мелом на бетонном полу вопрос прямо у него под ногами. Буквы в фут высотой, мел красный.

В вопросе всего два слова:

КТО ЕЩЕ?

Мужчина попытался закричать. Голос низкий, осипший, его громкости едва хватило на то, чтобы крик отразился от стен. После нескольких минут попыток ему удалось издать по-настоящему громкий вопль. Ничего не произошло, за исключением того, что ему стало жарко, и он начал впадать в панику.

Он перестал кричать, сделал несколько глубоких вдохов, прикинул, что ему известно. Его притащили в дом — то ли частный дом, то ли кондоминиум, — который только начал строиться. У него было такое ощущение, будто он на втором или третьем этаже, потому что когда смотрел сквозь щель между брезентом и одним оконным проемом, то видел только небо. Стройка заморожена, иначе с чего бы кто-то стал закрывать окна брезентом в не доведенном до ума доме? Здание возведено из шлакоблоков, которые успели покрыть черновым слоем штукатурки. Человек в кресле разбирался в подобных вопросах, поскольку за последние десять лет не раз участвовал в строительных проектах.