Излучина Ганга - [76]

— Молчать! Молчать! — донеслось с корабля. — Руки вверх! Вверх! Да, все вы, все! И отвернуться от кораблей! Спиной к кораблям! Каждый, кто повернется, будет расстрелян. Будет расстрелян! Каждый, кто опустит руки, будет расстрелян!

Но у них и мысли не было о провокациях. Поселенцы и заключенные ждали своих освободителей, они стояли спиной к морю с поднятыми руками и охрипшими голосами испускали ликующие крики. Это был день их торжества. Время снова начало для них свой бег. Они стали свободными…

Тяжело дыша и отдуваясь, Маллиган взбирался по шоссе, окаймляющему Седло-гору. Внезапно он остановился, чтобы бросить последний взгляд на «ячеечную» тюрьму. В дрожащем раскаленном вечернем воздухе на центральной башне тюрьмы победно вился белый флаг с кроваво-красным диском посредине. Маллиган отвернулся.

Март. Месяц рептилий, брачный сезон в тропических джунглях. В это время на поиски подруг выползали из своих нор сороконожки, скорпионы, маленькие убийцы-гадюки и гигантские питоны. И только владыки островов готовились скрыться в нору.

Три человека, один белый и двое темнокожих, шли весь день и большую часть ночи и только перед рассветом позволили себе отдохнуть несколько часов. К девяти утра они подошли к лесной хижине. Двое англичан, надсмотрщики с каучуковой плантации в Пангоре, уже поджидали их. Лицо Маллигана пылало, распухшие ноги болели и ныли. Изнемогая, он свалился на груду какого-то тряпья. Двое, пришедшие с ним, открыли ящики и принялись готовить завтрак.

Далеко внизу была видна спокойная, как пруд, бухта Порт-Кемпбелла, куда должен прийти за ними катер. Когда он придет? Если не сегодня, то, возможно, будет слишком поздно. И сумеют ли присоединиться к ним другие англичане — с чайных плантаций, с лесоразработок?

Итак, был разработан еще один мышиный план. Мыши трудились над ним со всей серьезностью. Жадно глотая чай, они старались не думать о том, что произойдет с ними, если катер не подоспеет. Они знали, что японский патруль, сопровождаемый добровольцами-проводниками, уже пущен по их следу.

Что можно увидеть из пальмовой рощи

Гьян лежал на земле среди пальм, вглядываясь в открывавшийся внизу морской простор. Постепенно темнело. И какие-то странные видения возникли перед его глазами. На поверхности воды, там, где только что все было пусто, появились смутные призраки. Что это — скалы, обнаженные отливом, или, может быть, катера? Но Гьян ожидал увидеть только один катер. Он должен был подкрасться к берегу в полной тьме, не зажигая никаких огней, кроме сигнального. В таком случае что же это за тени? А вдруг эскадра японского флота подошла сюда, чтобы сорвать их планы. Как ни хитроумны англичане, но японцы могут оказаться еще хитрее. Неужели они специально дожидаются здесь у берега, когда появится английский катер? Но ведь на кораблях всегда бывают какие-то огни, во всяком случае, внутри, в каютах. А вдруг это подводные лодки, всплывшие на поверхность, чтобы пополнить запас воздуха?

Море было похоже на разлитый деготь, испещренный блестками слюды. Призраки, встревожившие Гьяна, растворились в темноте. Минуты тянулись медленно, словно черная патока, выползающая сквозь дыру в бочонке. Волнение Гьяна прошло, уступив место полнейшему изнеможению. Он хотел теперь только одного — спать. Но важно было именно не заснуть. Он должен бодрствовать, что бы ни случилось. Их спасители будут сигналить только тридцать секунд. Тридцать секунд каждые полчаса. Нельзя прозевать этот момент.

Гьян встал и сделал несколько шагов, надеясь победить сон.

Жаль, что у него нет часов. Он даже не знает, какая часть ночи уже миновала. Он вытащил фляжку, которую дал ему в дорогу Маллиган, и отхлебнул глоток. Вода была тепловатая и отдавала ржавчиной. Гьян плеснул несколько капель себе в лицо.

Он продолжал прохаживаться между деревьями, но спать хотелось по-прежнему. Где-то позади него не умолкали шорохи джунглей, а однажды он явственно услышал урчанье какого-то зверя, заставившее его вздрогнуть и взяться за рукоять ножа, висевшего на поясе.

Вдруг ему послышалась какая-то мелодия, едва различимая сквозь ночные звуки — мерный шум волн, шорох ветра в верхушках пальм, переговоры древесных лягушек. Гьян остановился и прислушался, стараясь разобрать, откуда слышна мелодия. Это была ласковая, успокаивающая, почти гипнотизирующая музыка. Внезапно Гьян догадался, что за звуки доносятся до него, хотя никогда прежде их не слышал, — это пируют дикари джаора.

Ему стало не по себе. Он закрыл глаза, сдаваясь на милость ночных кошмаров. Где-то рядом пляшут или совершают жертвоприношения джаора, слышатся их напевы, простые, берущие за душу, — первые, наивные попытки человека сложить в мелодию окружающие его звуки. Гьян вздрогнул, протер глаза и глубоко вздохнул. Нет, так нельзя. Он чуть было не задремал. Пришлось снова патрулировать между пальмами.

Ветер переменился. И музыка, не сделавшись громче, словно приблизилась к Гьяну. Темп ее убыстрился, к тростниковой дудочке присоединился еще какой-то инструмент. «Что-то вроде цимбал», — подумал Гьян. Вскоре включились и другие инструменты. Мелодия стала стройнее и богаче и, как ни странно, показалась Гьяну мучительно знакомой. Она доносилась откуда-то слева, из-за склона холма, примерно в миле отсюда. Если Гьян поднимется немного выше, он по-прежнему будет видеть берег, и оркестр джаора окажется ближе к нему. Может быть, ему даже удастся взглянуть на праздник или ночную оргию дикарей. Он будет тогда одним из немногих, кому удавалось когда-либо присутствовать на празднике джаора. Ведь дикари выставляют вокруг лагеря часовых с отравленными стрелами наготове. Мало кто наблюдал это зрелище даже издали. И уж совсем немногие остались в живых и могут рассказать об увиденном.