Излучина Ганга - [120]

В гостиную Гопал вошел, когда солнце уже садилось. Балдев поставил на стол поднос с рюмками и зажег свет. Гопала несколько раздражало, что Сундари попросила его не опаздывать, а сама застряла на пляже. Захватив с собой журнал, он отправился на веранду, обращенную в сторону моря. Едва он включил свет, как что-то показалось ему необычным. Взгляд его упал на маленькую черную стереотрубу, стоявшую на подоконнике. Она напоминала ствол миниатюрной пушки. Мгновение он неподвижно стоял в дверях. В душу его закралось странное подозрение. Затем, взяв себя в руки, Гопал подошел к стереотрубе. Труба была нацелена на пальмовую рощу, от которой начинался отлогий спуск к морю. Едва успев прильнуть к окуляру, Гопал уже знал, что именно ему предстоит увидеть. Разыгравшаяся сцена не была бы столь эффектной без его участия. Сундари и ее любовник лежали в зарослях тростника и пальм, прислонившись к огромному пню. Они лежали совершенно голые на полотенцах, постеленных на траве. Они казались расслабленными и утомленными, словно нарочно хотели создать впечатление, что страсть их утолена. Как «подтверждающая улика» бросились ему в глаза ее разбросанные по плечам волосы. Похоже, что они даже не разговаривали друг с другом. Мужчина безучастно вглядывался в море, а Сундари, прикрывая рукой глаза от солнца, пыталась рассмотреть что-то в доме. Вдруг Гопала осенило: «Она же смотрит на меня, видит, как я склонился над окуляром!» Он отпрянул от окна и выключил свет на веранде.

Вот он, избранный ею способ отмщения! Она собственной рукой наносит смертельный удар их семейному благополучию, точно так же, как когда-то готова была утопить щенка — опустить в кипяток и наблюдать, как он корчится в смертельных муках. Сегодня она наблюдает страдание Гопала. А ведь она притворилась, что не видела их с Малини в тот вечер. Теперь, после стольких лет, она признается в обратном.

Он вспомнил, с каким хладнокровием и расчетливостью, положив руки ему на плечи, Сундари просила его не опаздывать сегодня. Он был уничтожен. Насколько проще было бы, если бы в тот далекий вечер она устроила ему сцену ревности! Но она ждала случая отплатить по-другому — той же монетой. Она решила устроить для него одного блестящий спектакль, продемонстрировать, что готова отдаться первому встречному, лишь бы отомстить мужу.

Сигарета обожгла ему пальцы, он закурил другую. «Семь лет ждала она, — думал Гопал, — до самого конца войны, чтобы сообщить мне, что брак наш безнадежно погублен и что погубил его я сам».

Сундари внимательно наблюдала за верандой, на которой она услужливо приготовила стереотрубу. Когда свет погас, она повернулась к Гьяну.

Перед этим они долго молчали. Гьян хорошо понимал, что приближается один из критических моментов в его жизни. Похожее ощущение испытывал он, когда отыскал топор и принял решение убить Вишнудатта. И еще в Мадрасе, когда сошел с корабля на берег. Через несколько минут они оденутся и пойдут в дом, чтобы встретить ее мужа, которого Гьян никогда не видел, но уже причинил ему зло. Потом будет трудный мужской разговор. Но Сундари с ним, и Гьян чувствует вдохновение и прилив сил.

— Родная, — сказал он, — я ждал этого часа всю жизнь.

Сундари сидела, обхватив руками колени. Гьян хотел обнять ее, но что-то в выражении ее лица его удержало.

— И я ждала этого часа, — ответила она. — Ну, может быть, не всю жизнь, но несколько лет.

Гьяну пришло в голову, что они говорят о разных вещах, и он уже собрался высказать эту мысль, но она продолжала:

— Я виделась с моим братом, Деби-даялом. Он приезжал. Он мне рассказал все, что произошло на Андаманах.

Лицо Сундари так изменилось, что Гьян похолодел от страха еще до того, как он осознал истинный смысл ее слов. Он растерянно смотрел на нее, не зная, что ответить.

— Я видела следы на его спине — следы порки. Они останутся навсегда.

— О господи! — задыхаясь, произнес Гьян, когда ему наконец удалось осмыслить происшедшее. Он был унижен, уничтожен. Голова кружилась, ноги ослабели, стали ватными, словно во время болезни.

— Какое зло мы тебе причинили? — спросила она. — Деби, мой отец или я? Ты говорил даже, что любишь меня.

Он не мог оторвать от нее взгляда. Кровь отхлынула, лицо было как бледная маска. Но глаза ярко сверкали.

— Я все могу объяснить, — сказал он едва слышно, — все…

— А мои фотографии? Деби тебе их не отдавал. Ты вскрыл письмо, вытащил деньги. Я ведь вложила их для Деби. А потом ты донес на него.

Казалось, еще секунда, и она разрыдается.

— Прошу тебя! — взмолился он. — Прошу тебя! — Даже сам он расслышал в своем голосе жалкое хныканье.

— И после этого ты являешься в Дарьябад с рассказом о своем побеге. Сколько лжи! И эта болтовня о любви. Любовь! Зачем тебе была нужна моя любовь? — спросила она с горечью. — Ты хотел отцовских денег? Думал, его сын никогда не вернется — так?

Голос Сундари стал резким и пронзительным — словно гвоздем царапали по стеклу. Она с усилием закрыла глаза, стараясь не расплакаться.

Зато Гьян уже успел овладеть собой. Отчаяния как не бывало. Теперь ему даже стало жаль ее.

— Ты кончила? — спросил он.

Она открыла глаза и приподнялась, натянутая как струна.