Излучения (февраль 1941 — апрель 1945) - [187]
Книгу стоит перевести; я сделал некоторые выписки для запланированного братом Вольфгангом, географа, сочинения об островах.
Кирххорст, 30 декабря 1944
Утром визит читателя по имени Розенкранц. У него склонность к ботанике, соединенная с познаниями в современной фармакологии и токсикологии.
Сидя у печки, мы разговаривали о мескалине; в связи с этим он рассказал, что один слепой, страдающий цветовым голодом, написал ему письмо, в надежде на оптическое опьянение. Потом о различных способах, какими готовят опиумные лепешки в Китае, Индии, Персии, Турции. Нужно надрезать маковую головку, выбрав для этого солнечные дни; только под влиянием света горькое молочко достигает наркотической силы, вырабатывает внутреннее свечение. Далее о вышедшем из употребления наркотике, лактукарии, который добывается из сквашенного молочного сока ядовитого латука. Как полевая культура это растение возделывается преимущественно в Целле на Мозеле. Врачи старой школы приравнивали его действие к действию опиума.
Кирххорст, 31 декабря 1944
Последний день года. Утро провел в церкви, которая не только разваливается внешне, но теряет и свою благодать. И все же нет лучшего места, где можно достойно подумать о мертвых и о тех, кто сейчас под огнем, а также о собственной судьбе.
Потом завтрак с Ханной Менцель и Перпетуей. Его пришлось прервать из-за воздушной тревоги; следом за ней на сияющем синевой небе появились авиаэскадры, земля же внизу лежала, затянутая слепящим снежным покровом. Новые батареи у Штелле открыли огонь; вскоре весь небесный свод был усеян облачками. Сквозь них со стороны Гросбургведеля накатывалась стремительная волна машин, следующих на Мисбург, от которого вскоре снова поднялись мощные облака дыма. Обе полосы конденсатов, в виде коротких бород приставших к моторам, вызывали впечатление сгущенной силы, бурления, сконцентрированного в кильватере энергии. Над ними растянутой нитью, как спирохеты, проделывая широкие круги и спирали, кружились истребители; была слышна перестрелка бортовых орудий. Один из истребителей, дымя, рухнул в направлении Ботфельда, мгновенно загоревшись. Я стоял у окна, время от времени выходя на луг, и старался запечатлеть то одно то другое мгновение, как некто, кому надлежит сделать целый ряд съемок.
1945
Кирххорст, 1 января 1945
Новогодний вечер провел с Перпетуей, Ханной Мендель, Фрици Шульцем и Хильдой Шоор. Год начался приветственной речью Кньеболо, приправленной духом ненависти и каинитских взглядов. Ужасно это погружение в пространства, где все меньше и меньше света, — космическая даль отделяет их от спасительной сферы. Эти пропасти извергают непрерывное разрушение в виде пламени.
Новогодняя медитация: мы приближаемся к центру Мальстрема, к почти неминуемой смерти. Поэтому я должен приготовиться, внутренне вооружиться, чтобы перейти на другую, сияющую сторону бытия, и при этом — не подневольно, не по принуждению, но по доброй воле, спокойно выжидая, когда откроются темные врата. Свой багаж, все свои сокровища я должен бросить, не сожалея о них. Они ценны лишь постольку, поскольку имеют отношение к другой стороне. Горы манускриптов, труды зрелых лет, — я должен привыкнуть к мысли, что увижу, как они сгорят. Тогда останется только то, что я придумывал и записывал не для людей: ядро авторства. Оно пригодится для долгого путешествия по ту сторону времени. То же самое произойдет с людьми и вещами, коих я покину, — не разрушится только настоящее, божественное в моих связях с ними: слой, в котором я их любил. Самое искреннее объятие есть всего лишь символ, образ этой нерасторжимости, — там мы сольемся в неистлевающем лоне, и наш глаз больше не будет светоносным, он сам будет в свете.
Новый год начался голубым небом и солнцем. Но уже очень скоро небо покрылось авиаэскадрами, проделывавшими причудливые маневры под оживленным обстрелом. Можно было видеть снаряды, висевшие в воздухе, как пылающие шары. Над домом прямым курсом несколько раз пролетели эскадрильи, простираясь над ним, как смертельные грабли. Где-то вблизи Шиллерслаге с большой высоты сбросили один из зигзагообразных дымовых сигналов, — как лот, достающий почти до земли. Затем на незначительном от нас расстоянии друг за другом прокатились ужасающие взрывы; все чаще остается впечатление, что они создают зоны, в которых уничтожено все живое. Целью был, по-видимому, Долльберген, где добывается нефть.
Вечером новые налеты, с красными «рождественскими елками».
Леон Блуа, «Lamentation de l’Epée»,[311] опубликовано в октябре 1890 года в «La Plume».[312] Шпага выказывает свое отвращение к нынешним людям, не достойным того, чтобы пользоваться ей, и грозит снова превратиться в свою древнюю форму: форму пламенного меча, искореняющего весь род.
Девиз для шторы затемнения: «S’ils ont éteint le jour, qu’ils soient éclairés de la foudre!»
