Ижорский гамбит - [20]

Ярл сто раз пожалел, что связался с таким неудачником, как Спиридон. Отправить же с паломниками надёжного рыцаря не представлялось возможным. Приказы в армии, конечно, не обсуждают, но в войске в те времена существовало негласное правило: обозом руководил самый больной или самый неспособный командир. Назначенный рыцарь мог просто обидеться, а так как в экспедиционном корпусе Фаси все офицеры были наёмниками, то после получения подобного приказа уважаемый человек, скорее всего, просто бы резко почувствовал недомогание и отправился выздоравливать домой. И самое главное, никто из круга благородных воинов его бы не осудил. Наоборот, приказ бы посчитали глупым. И лишь в одной армии средневекового мира, в Венеции, за эту должность шла настоящая резня. Лишь через несколько столетий, когда маршруты движений армий возрастут до нескольких сотен вёрст, полководцы поймут, что отточенная логистика снабжения – залог половины победы. А пока бывший ландбор и состоявшийся шпион ждал дальнейших указаний.

– Я б осьмушку украл, а Грот сопрёт четверть, – пробурчал под нос вымокший до нитки Спиридон.

– Грот! Ты слышал приказ? А чтобы доблестные воины поскорее высохли, отправь их в лес, нам нужно много дерева. Ха-ха-ха. – Фаси заржал, как конь перед свиданием, окружающие его рыцари тоже хихикнули.

– Лексей, – Ильич сидел на пеньке, слушая приёмник и вместе со мной комментируя услышанное, – что-то я не пойму. Больше сотни утопло, а они, нехристи, смеются.

– Во-первых, ярл этих паломников даже за людей не считает. Во-вторых, это нервы, Пахом, не может человек только одной войной жить, не выдерживает.

Я вспомнил записки натовских аналитиков, которые писали о том, что местные жители Афганистана смеются над американцами, постоянно ходящими в амуниции, не снимая оружия. Обзывают их трусами и сравнивают с храбрыми шурави. Конечно, те хоть воевали честно, лицом к лицу. Мало того, русские после службы могли даже без перочинного ножа пойти в духан, где веселились от души. Могут ли знать аналитики, что русский мужик на протяжении тысячелетий, сея хлеб, не знал и одного десятилетия мирной жизни. За этот период в нас выработалось отношение к войне как к труду. Иначе с ума сошли бы. Взять хотя бы Велимира, отрубившего пятидесяти кочевникам бошки на льду. Палача-профессионала и то стошнило бы, а он, как пришло время обеда, только руки снегом помыл и кашу сёрбал за двоих. Но как только трапеза закончилась, сразу стал воином, словно на работу пошёл. Поэтому и не надо нас злить.

* * *

Тем временем Александр Ярославович, изображая собой эталон спокойствия и выдержки, равнодушно выслушивал текст письма, который Магнус читал по слогам. Не то чтобы он испытывал триумф, в его душе зарождалось нечто иное, похожее на гордость. Ведь всё получалось, как в той «умной» китайской книге о военном искусстве, стоящей у него в шатре на резной подставке. Осознание того, что некоторые, так заботливо охраняемые тайны, благодаря его людям и друзьям давно не являются таковыми, не просто взбадривало князя, оно давало некую уверенность. А что может быть важнее этого чувства у лидера, тем более столь юного?

– Достаточно, я уже читал что-то подобное, не утруждайся. – Князь слез с сундука и приблизился к послу. – Если б вы не нарушили договор о лоцманском сопровождении и не напали на ладью Пахома Ильича, то… в общем, ты свободен, послов у нас в поруб не сажают, а вот с остальными я так не волен поступить.

– Большего и не прошу, конунг, – пожилой рыцарь склонил голову, слова давались нелегко.

Магнус вышел из шатра и направился к кораблю. Тяжкие мысли одолевали старого рыцаря. Их можно было построить по порядку и анализировать, но что толку, если молодой князь, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, так уверен в себе, и даже больше, Магнусу показалось, что он обрадовался, узнав о прямой угрозе. А по виду вроде и не отморозок, пережравший мухоморов. Хуже того, о содержании послания, которое было запечатано восковой, смешанной с тёртым мелом печатью, знал не только ромей с греческим огнём, но и Сбыслав Якунович, который почти близко к тексту процитировал часть письма. А теперь, оказывается, и для новгородского конунга это было вовсе не тайна. Надо беречь Биргера как зеницу ока не потому, что просили помочь с его секретной миссией церковники, он один из всех видел, что печать цела. И самое важное, что буквально с тревогой кричало в его голове – новгородцы абсолютно готовы к свейской экспансии. А это означало полную инициативу и чёткий план по противостоянию потугам Ульфа Фаси. Как ни крути, из этого похода он ничего не принесёт, а значит, и залог достанется монастырю.

Как только полог шатра скрыл фигуру уходящего шведского рыцаря, Александр махнул рукой своему оруженосцу, подзывая его поближе.

– Пелгуй, ты всё слышал, да опусти свой самострел, тут никого нет.

– Может, и нет, но так спокойнее.

Юноша вышел из-за шторки и приблизился к князю.

– Ты вроде из этих мест, и моё поручение выполнить не станет труда. Сбыслав расскажет тебе, где найти Пахома Ильича. Передай своему названому отцу, что мы атакуем, как и было оговорено. – Александр снял один из самых скромных перстней со своего пальца и вложил в ладонь ижорцу.