Изгои - [6]

– Все ясно, сэр, – сказал Рикмен, мысленно потирая руки, готовый принять этот вызов. – Когда вы сможете разрешить нам доступ в дом? – обратился он уже к Мэйли.

– Мы освободим вам дорогу в течение часа.

– Свидетели?

– В настоящий момент есть грузчики, водитель и женщина, которая остановилась на улочке из-за мусоровоза. Должна быть хорошим свидетелем: она врач.

Рикмена укололо тревожное предчувствие.

– Врач? Как ее имя?

– Это будет написано в журнале регистрации, – ответил Мэйли.

– Думаете, свидетельница может оказаться вашей знакомой? – спросил Хинчклиф.

Рикмен ответил не сразу. Он, конечно, знал, что Грейс иногда срезает путь, добираясь этими улочками на работу, но стоит ли заявлять об их знакомстве? Он действительно подал документы на старшего инспектора, но пока-то был еще только инспектором – а инспекторам так запросто не поручали расследование особо важных дел. И если Хинчклиф усомнится в объективности Рикмена, то отстранит его от дела.

– Маловероятно, сэр, – ответил он.

Хинчклиф секунду подозрительно смотрел на него, затем сказал:

– Для расследования этого преступления вам лучше перебраться в участок Эдж-Хилл. Я распорядился, чтобы для вас там подготовили рабочее помещение.

Дальнейшие действия отложили больше чем на час: Рикмен должен был распределить самые неотложные дела среди подчиненных и отменить пару встреч. Еще он должен был разыскать Грейс – и сделать это втайне от коллег.

Пока Фостер собирал вместе следственную бригаду, Рикмен пытался дозвониться в госпиталь.

– Ты нашел ее? – поинтересовался Фостер между звонками.

– Из госпиталя она уже уехала. Вторую половину дня она проводит в клинике, – объяснил Рикмен.

Грейс работала неполный рабочий день консультантом в отделении экстренной медицинской помощи и на полставки врачом общей практики, возглавляя группу помощи беженцам. – Мобильник у нее выключен, а телефон в клинике безнадежно занят.

– У нее полно работы – наверно, это сейчас лучшее для нее.

– Видимо, ты прав…

Фостер вздохнул:

– Тебе бы лучше съездить туда.

Рикмен колебался. Уклонившись от ответа на вопрос Хинчклифа, он поставил себя в ложное положение и теперь реально рисковал, если рванет в «самоволку» в самом начале расследования. Сейчас он должен был организовывать бригаду, давать инструкции по матчасти, разрабатывать стратегию расследования, а не сачковать, бросая работу ради встречи с любимой женщиной.

– Ты ни на что не годен, пока будешь дергаться из-за Грейс, – настойчиво твердил Фостер. – Я же смогу достать тебя по мобильнику. Если босс спросит, то ты находишься в пути на место преступления. – Он осклабился, по-волчьи сверкнув зубами. – Если хочешь, даже встречу тебя там. – Похоже, Фостер сам решил бросить взгляд на место, где произошло убийство.

– Спасибо, Ли, – сказал Рикмен, стаскивая со стула пиджак. – Жаль, если она попала в эту передрягу.

– Как бы нам не пришлось жалеть самих себя, дружище, – ответил Фостер.

Терапевтическое отделение располагалось в приземистом, специально спроектированном здании. Крутая крыша и ярко-красные оконные переплеты делали его похожим скорее на детский сад, чем на медицинское учреждение.

Инспектор Рикмен предъявил удостоверение в регистратуре – восьмиугольном сооружении с коммутатором и регистрационными журналами, возвышающемся в центре здания. Женщина указала ему налево, где толпилась очередь из людей различных национальностей. Очевидно, все они ждали приема у доктора Чэндлер.

Он дождался, пока откроется дверь, и вошел как раз тогда, когда Грейс собралась пригласить следующего пациента.

Выражение профессионального радушия на ее лице слегка поблекло, когда она заметила его.

– У меня прием, Джефф, – сказала она тихо.

– Ну да, я вижу.

Она была очень бледна, кожа казалась молочно-белой на фоне желтой меди волос, ярко-красная туника лишь подчеркивала бледность лица, а светло-голубые глаза Грейс светились каким-то неестественным блеском. Рикмен узнал этот потрясенный взгляд человека, столкнувшегося с насильственной смертью. Он подумал, что сейчас она выставит его вон. Но она отступила в сторону и пропустила его в кабинет.

Внутреннее убранство комнаты несло на себе безошибочный отпечаток личности Грейс: на стене висел забавный ростомер для детей, изображающий Джека и Бобовый Стебель, – в рисунке Рикмен узнал акварель самой Грейс. Пробковое покрытие позади ее стола было увешано сотнями фотографий: дети, взрослые, семейные группы – дни рождения, крестины, пикники.

Сидевшая на стуле сбоку стола смуглая стройная женщина изучающе смотрела на него. У нее было удлиненное лицо и темные настороженные глаза. Темные, почти черные волосы были зачесаны назад и собраны в конский хвост.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я не знал, что у вас пациент.

– Это Наталья Сремач, – представила Грейс. – Мой переводчик.

Рикмен протянул руку.

Наталья поднялась одним плавным движением. Она была высокая, длинноногая и худая. Здороваясь, она лишь коснулась его руки – ее ладонь была влажной.

– Грейс много рассказывала о вас, – сказал он.

– Вам, вероятно, нужно остаться наедине. – Голос у нее оказался низковатый, глубокий. Она говорила с сильным среднеевропейским акцентом.