Изгнанники Темногорья - [60]

Из еды ничего: никаких грибов, ягод. Мёнгере не отказалась бы даже от брусники, пусть та и кислая. В животе требовательно бурчало: со вчерашнего дня ничего не ели. Да и воды осталось немного, а соленую не попьешь. Но Глеб сказал, что что-нибудь придумает. А рыбу можно и в море наловить. Мёнгере подобрала камушек: пестрый, с блестящими вкраплениями. Его острые края впились в ладонь.

Люди напоминают камни. Одни похожи на грубый булыжник, они прут напролом, не считаясь с остальными. Вторые – на острый гравий, резкие и высокомерные. Третьи – на вездесущий песок, они стремятся заполнить собой всё пространство. Другие – на сглаженную гальку, они избегают конфликтов. Иные – как величественные валуны, основательные и хозяйственные. Разные камни, как и человечество: легкомысленные розовые, скучные серые, мечтающие голубые, безнадежно черные. С поперечными полосами – застегнутые на все пуговицы, со сверкающей слюдой – украшающие себя дешевыми стразами. Рыхлые, которые легко крошатся, и непробиваемые, как базальт. И лишь единицы, как скалы: с ними надежно и нестрашно. И можно только восхищаться ими. И тянуться к ним.

Путники вышли к концу поля, где начиналось море. Волны лизали берег, утаскивая за собой мелкие камни, выплевывая обратно пену и водоросли. Бесконечное море серой, подвижной, как ртуть, воды. И такое же небо. Вдали они сливались, и было невозможно отличить верх от низа. Мёнгере бросила камень в воду – по небу пошли круги. Странно, как будто здесь всё перемешалось и море отражается в небе.

– Куда нам дальше? – растерялся Приш.

Глеб пожал плечами: ни лодки, ни плота. Радуга висит впереди, но как туда добраться, неясно. Мёнгере ощутила усталость: сейчас бы отдохнуть, перекусить, только нечем, и надо переплыть море. Похоже, что путники останутся навсегда на этом берегу.

– Может, пойдем вдоль берега или рыбу половим? – предложил Приш.

Мёнгере прислушалась к своим ощущениям: что-то подсказывало, что рыбы здесь нет, как и людей.

– Это мертвое место, – ответила она. – Мир до того, как в нем зародилась жизнь. Изначальная точка.

Глеб сел на песок.

– И как же быть? – вопрос был риторическим.

Путники зашли в тупик. Позади каменное поле, впереди море, теряющееся в небе. И они – три запятые в книге, где еще нет текста.

– Сейчас приплывет кит и перевезет нас на другую сторону, – со смешком произнес Глеб. – Или прилетят гигантские орлы. В общем, полная ерунда. Представляю, как ржет над нами Хранитель пути – бедные детки заблудились.

Он лег на мокрый песок, волны лизали подошвы его ботинок, но Глеб не обращал на это внимания. Мёнгере хотелось лечь рядом, но она уцепилась за то, что зрело в ней. Кит, конечно, не приплывет, и орлы не появятся – в этом мире нет ни птиц, ни животных. Зато здесь есть она, Мёнгере.

– Дракон, – сказала она.

– Где? – вскочил Приш.

Он так всматривался вверх, что Мёнгере едва не расхохоталась.

– Я дракон, – ответила девушка. – Ведь мой отец лунный дракон.

Глеб приподнялся.

– Это что-то интересненькое. Шизофреников среди моих друзей не было.

Мёнгере улыбнулась:

– Вы не понимаете. Здесь ничего не написано, эта книга пуста. И мы можем придумать свою историю.

Она перевела взгляд с Приша на Глеба.

– У лунного дракона и жрицы небесного храма родилась дочь. Девочка как девочка, только красивая. А больше ничего. Так и росла обычным ребенком. Но однажды почувствовала она что-то странное. Как будто меняется и перестает быть просто человеком.

Глеб смотрел на нее с подозрением: похоже, поверил, что Мёнгере сходит с ума. А она продолжала:

– Это случилось в том краю, где небо и море слились в единое и поменялись местами. Где нет жизни и времени, лишь ожидание их. И тогда девушка вспомнила щемящие сны о полете и вытянула руки. И они обернулись крыльями.

Мёнгере говорила и менялась. Ее тело вытянулось и стало туловищем огромного зверя. Лицо изломалось и превратилось в морду дракона. Два серебряных крыла взметнулись в воздух.

– У тебя усы, – голос Глеба дрогнул.

Он то ли смеялся, то ли бился в истерике.

– Никогда не думал, что симпатичная девушка окажется драконом, – добавил он.

И Мёнгере ощутила замешательство: он назвал ее симпатичной. Значит, его не смущают шрамы?

Она расправила крылья и взлетела. От взмахов поднялся ветер. Волосы Приша и Глеба растрепались. Они, запрокинув головы, смотрели на нее. А Мёнгере взмывала всё выше и вскоре потерялась в сером небе. Куда она стремилась, Мёнгере и сама не знала. Она наслаждалась полетом, ощущением радости и свободы. Мощь, восторг переполняли ее. Но что-то тянуло назад. Точнее кто-то. И она спикировала вниз, стремительно приближаясь к земле. Лишь в самом конце вышла из крутого пике и захлопала крыльями, чтобы затормозить.

Приша и Глеба чуть ветром не сдуло.

– Это было круто, – сказал Глеб.

Мёнгере послышалась нотка горечи и сожаления. Ну да, когда-то он был крылатым. А Приш вообще не мог говорить, лишь восхищенно взирал на дракона. Мёнгере легла на землю. Хухэ с подозрением обнюхал ее. Приш с Глебом закинули на дракона поклажу, Приш запихнул фенека в сумку и забрался сам.

«С ними, конечно, не полетаешь – свалятся. А вот плыть – запросто», – решила Мёнгере и соскользнула в воду.