Изгнанники; Дядя Бернак: Романы; Война в Южной Африке: Документально-публицистическое исследование - [211]

Я не могу закончить этого краткого обозрения южноафриканского вопроса, не упомянув о том, как вели себя европейские нации в течение этой борьбы. Со стороны правительств поведение было вполне корректное, но со стороны народов некорректное. Несколько умных и просвещенных людей, как например, Иве Гюйо во Франции, г. Таллише и г. Навилль в Швейцарии, были нашими друзьями или, лучше сказать, друзьями правды; но большинство людей во всех странах, настроенных против нас, было введено в заблуждение потоком разных нареканий и ложных слухов, распространявшихся продажною или невежественною прессою.

На Францию мы не можем особенно сердиться, так как мы сознаем, что Франция всегда на нас смотрела как на неприятелей. Мы долго желали стать друзьями с ней, но вековые традиции не так легко забываются.

Но совсем иначе обстоит с Германией. Неоднократно мы были друзьями и союзниками с немцами: во дни Мальборо, при Фридрихе Великом и при Наполеоне. Когда мы не могли им помогать людьми, мы помогали деньгами. Наш флот уничтожил их врагов. И теперь мы впервые имеем случай убедиться, кто был в Европе нашим другом; нигде и ни от кого мы не встречали такой ненависти и такой клеветы, как в Германии и германской печати. Самые уважаемые немецкие журналы не стеснялись изображать английских солдат, которые так же гуманны и так же хорошо дисциплинированны, как и немецкие, не только совершающими насилия над лицами и имуществом, но учиняющими зверства над женщинами и детьми.

Вначале это неожиданное явление поразило англичан, потом опечалило их, наконец, по прошествии двух лет, вызвало глубокое негодование. От времени до времени появляется слух, имеющий, вероятно, какое-нибудь основание, что тройственный союз при известных обстоятельствах хочет воспользоваться нашим флотом. Немногие лица в Европе могут сказать, насколько правдоподобен этот слух.

Агитация достигла своей кульминационной точки после речи г. Чемберлена, произнесенной в Эдинбурге; в ней г. Чемберлен коснулся войны 1870 года. В своей речи г. Чемберлен справедливо заметил, что в истории можно найти прецеденты жестоких мер, которые мы вынуждены были принять в отношении повстанцев; так поступали французы в Алжире, русские на Кавказе, австрийцы в Боснии и немцы во Франции. Своим замечанием г-н Чемберлен совершенно не думал нанести оскорбление уважаемым странам; он указал только военные прецеденты, которые оправдывают подобные меры. Совершенно верно, немцы не имели никакого основания опустошать Францию, потому что в ней не было общей партизанской войны и немцам приходилось наталкиваться только на единичные случаи franc-tireur'oe (свободных стрелков), которые занимались порчей телеграфной линии; с франтирером немцы долго не разговаривали. Мы же ни одного bona fide бура не приговорили за подобный поступок к смерти. Может быть, немцы не слишком сурово поступали, а скорее всего, мы слишком легко обходились. Во всяком случае, в этом замечании не было ничего обидного, а для тех, кто плохо осведомлен о поведении наших солдат на войне, это послужит ясным доказательством, что все армии в мире могли бы гордиться быть наравне с английской армией как в отношении ее достоинств, так и выказанного ею человеколюбия.

Но агитаторы не дали себе даже труда ознакомиться с речью, произнесенною г. Чемберленом, хотя они могли в подлиннике прочесть ее в читальной зале — Lesezimmer — любой гостиницы. Вследствие извращенного толкования речи г. Чемберлена поднялось негодование во всей стране и посыпались протесты со всех сторон Германии. Шестьсот восемьдесят добродушных и малодушных священников, поддавшись влиянию агитаторов и поверив их глупым рассказам о зверствах англичан, согласились подписать оскорбительный протест против нас. Все движение было такое искусственное — во всяком случае основанное на недоразумении, — что оно в одинаковой степени вызвало смех и негодование в нашей стране; во всяком случае, честь нашей армии очень дорога для нас, продолжающиеся на нее нападки возбудили в нас несмолкаемое чувство негодования, которое не умрет в нашем поколении. Не преувеличивая, можно сказать, что если бы пять лет тому назад Германия потерпела полное поражение в европейской войне, то Англия наверное пришла бы ей на помощь. Общественное мнение и национальное родственное чувство не позволило бы видеть ее в безвыходном положении. В настоящее же время многие лица в Англии убеждены, что ни одна английская гинея, ни один английский солдат ни при каких обстоятельствах не будут пожертвованы Англией для подобной цели.

Таков один из странных и плачевных результатов бурской войны, и весьма возможно, со временем он будет иметь важное значение.

Но все-таки можно даровать снисхождение народу, который в течение нескольких лет видел только одну сторону вопроса, поддерживавшуюся ложными сведениями и мнениями злонамеренных людей. Конечно, настанет день, когда правда восторжествует и клевета умолкнет. Трудно допустить, чтобы прочная политика могла бы поддерживаться ложью. Когда настанет день торжества правды и все европейские нации увидят, что они были ослеплены и служили орудием в руках ловких бессовестных людей, то возможно, что только тогда они оценят, с каким достоинством и неуклонною решимостью Англия поступала. Но до этого времени мы должны идти своим путем, не уклоняясь ни вправо, ни влево, но устремив наш взор вперед, на один предмет — на Южную Африку, в которой больше не будет раздоров, в которой буры и англичане будут пользоваться одинаковыми правами и одинаковой свободой, с общим законом для их защиты и общей любовью к их собственному отечеству, в котором они сольются в одну нацию.