Изгнанник самовольный - [22]

В российской литературе оставались гигантские пространства целины, и талантливый человек, овладевший мировой литературой, мог браться и разрабатывать любой жанр или все жанры сразу, что Пушкин и поэты его круга делали весьма успешно. Пушкин называл Батюшкова "наш Парни российский", но и его самого в молодости можно так назвать. Все темы были нетронутые, все интересно попробовать. И благосклонное одобрение наверху гарантировано при одном только условии, старом, как мир: не надо касаться некоторых щекотливых вопросов политики и права. Но Пушкину такого счастья было мало.

Неожиданно для всех (но не для него самого) он после очередного приступа "гнилой горячки" задумывает устроиться на военную службу,- новая идея на старый лад. Друзья вначале удивлены. "Я имею надежду отправить его в чужие краи, но он уже и слышать не хочет о мирной службе",- говорит Александр Тургенев. А чуть позже об этом сообщается еще более твердо: "Пушкин уже на ногах и идет в военную службу". Тот же Тургенев пишет об этом Вяземскому в марте 1819 года. А еще через неделю Тургенев пишет Вяземскому, что Пушкин собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию, и бредит войной. Возможно, идея возникла у Пушкина в результате знакомств с грузинами в Петербурге.

По свидетельству Ивана Пущина, Пушкин ищет знакомства с Павлом Киселевым, только что назначенным начальником штаба 2-й армии. Киселев обещал содействие в определении Пушкина к себе. Сам Киселев готовился отбыть в военные поселения на юг Украины. Киселев не знал, а некоторые приятели поэта были в курсе дела: из Тульчина Пушкин, будучи принят на военную службу, сумеет пробраться в войска, расположенные на Кавказе. Там, когда начнутся военные действия, он двинется с войсками в сторону Турции.

В мае Батюшков в письме из Неаполя, не догадываясь об истинных намерениях Пушкина, сожалеет о его решении поступить на военную службу. Тургенев отмечает, что Пушкин бредит уже войною, что можно толковать как состояние возбуждения, в котором он находится. В конце мая 1819 года он со дня на день готов начать осуществление замысла. В этом состоянии его свалил новый приступ болезни.

Тургенев в письме Вяземскому замечает о Пушкине: "Он простудился, дожидаясь у дверей одной бляди, которая его не пускала в дождь к себе для того, чтобы не заразить его своей болезнью". Видимо, Пушкин все же добился приема, ибо тот же Тургенев напишет чуть позднее, что Пушкина нельзя обвинять за оду "Вольность" и за две болезни "не русского имени". А пока у Пушкина состояние опять очень тяжелое, и доктор Лейтон ни за что не ручается.

Лечение молодого и сильного организма, однако, шло успешно. Обритый наголо Пушкин покупает парик. Периодически надевая его, он, видимо, старается к нему привыкнуть. Поднявшись с постели, Пушкин стал искать связи, дабы устройство его на военную службу состоялось. Он не знает того, что стало ведомо его друзьям. Между тем Николай Тургенев, который был осведомлен о том, что происходит наверху, почувствовал, что попытки выхлопотать для Пушкина должность за границей по дипломатической части натыкаются на холодные отказы, впрочем, как и ходатайства насчет военной должности. 20 апреля 1819 года Николай Тургенев писал брату Сергею: "О помещении Пушкина теперь, кажется, нельзя и думать". Поставим вопрос, на который не знаем ответа: что узнал Николай Иванович? Почему и в дипломатической, и в военной карьере поэту было отказано? Остается предположить, что он, в сущности, еще ничего не сотворив противу власти, уже был на крючке.

Между тем слухи о военной кампании к этому времени сошли на нет, так и не реализовавшись. К тому же генерал Орлов, приятель Пушкина, охладил его пыл, сообщив, что если поэт попадет сейчас на юг в качестве офицера, ему придется участвовать в расправе над восставшим уланским полком. Это в планы Пушкина вовсе не входило, и он подал прошение об отпуске. Отпуск по собственным делам в Михайловское переводчику Иностранной коллегии был разрешен.

Но и в Михайловском ему не сидится, он опять скачет в Петербург. "Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты блядям, мне и кн. Голицыной, а в вечеру иногда играет в банк...".Это из отчета Тургенева Вяземскому.

Не способствовал улучшению душевного состояния Пушкина и вернувшийся из двухлетнего кругосветного путешествия одноклассник Федор Матюшкин. Два года, десятки стран, неведомые острова, народы, обычаи. А Пушкин за прошедшее время так и не сдвинулся с места. Матюшкин сразу стал рассказывать об Америке. Вспомнил старика Сеземова, которого встретил в Новом Альбионе, в Калифорнии. Старик и слушать не хотел о возвращении на родину: "Там солдату двадцать пять лет батюшке-царю служить надоть, а мне невтерпеж. Я, сударь, и так до смерти не успею много доделать, а вот извольте поглядеть чудеса мои да сестре пересказать, если когда свидитесь". И старик стал показывать Матюшкину урожаи невиданные: редька весом в полтора пуда, репа 12-13 фунтов, картофель родит сам сто, притом дважды в год. Эти строки дописываются в Калифорнии, в трех часах езды от Альбиона. И хотя старик немного приврал насчет размеров редьки и репы, это действительно прекрасный уголок на берегу Тихого океана, неподалеку от другого и более известного исторического русского поселения Форт Росс.