Изгнанник - [7]

– Почему они такие веселые? – спросил Шани. – Радуются, что поймали ведьму?

Отец Гнасий одобрительно кивнул:

– Конечно. Как не радоваться, если теперь не будет болезней и горя? Вот мы и пришли, давай встанем здесь. Отсюда будет все видно.

В центре площади, напротив аккуратного домика, принадлежавшего поселковой управе, поставили столб, и двое поселян складывали вязанки хвороста к его основанию. Жители Кривушек собирались на площади, и Шани подумал, что все кругом кажется каким-то ненастоящим, словно он снимается в кино. Ведьму сожгут – понарошку, разумеется, а потом актеры пойдут снимать грим и переодеваться. На ступенях управы стоял немолодой человек в длинном темно-сиреневом плаще и, скрестив руки на груди, следил за приготовлениями к казни. Отец Гнасий негромко произнес:

– Это инквизитор Грегор. Именно он и разоблачил ведьму. Конечно, у псов Заступниковых хватает дел, и они редко приезжают в такую глушь, как наша. Если бы не он, то зло долго бы оставалось безнаказанным. Здешний народ, прости меня, Заступник, – и отец Гнасий обвел лицо кругом, – глуп да труслив донельзя.

С укладкой хвороста было покончено. Вязанок было столько, что хватило бы зажарить слона, а не одну ведьму. Интересно, какая она, задумался Шани. Наверняка старая, страшная и нос крючком. Он потрогал собственный нос, который после общения со сковородкой мачехи тоже стал крючком всем на зависть, а потом увидел, как инквизитор Грегор спускается со ступеней и направляется к ним.

Этот человек не производил впечатления фанатика или умалишенного, который находит удовольствие в пытках. Серьезный господин с осанкой того, кто знает цену себе и своим делам, не выглядел страшным, но Шани почему-то протянул руку и поймал ладонь отца Гнасия. Инквизитор с интересом посмотрел на Шани и сказал:

– Здравствуйте, Гнасий. Какой у вас парнишка глазастый.

– Здравствуйте, Грегор, – произнес отец Гнасий. – Поздравляю с поимкой ведьмы.

Инквизитор кивнул. Пристальный взгляд скользнул по лицу Шани, затем Грегор посмотрел на отца Гнасия и сказал:

– Бросайте пить, друг мой. Здешние настойки доведут ваш монастырь до беды. Вот уже и сияния разные мерещатся, и дети с неба падают. Сами понимаете, что это не дело, выдавать своих байстрюков за небесных духов. Ваше счастье, что я не вижу ереси там, где ее нет, а то гореть бы вам всем на костре за такие письма.

На щеках отца Гнасия появились густые мазки румянца, он стыдливо опустил взгляд и ничего не сказал. Вот оно что, подумал Шани, вот откуда взялся инквизитор в нашем медвежьем углу. Расследовал мое неожиданное появление, заодно и ведьму поймал. Недаром съездил.

Ему вдруг стало жаль отца Гнасия – настолько, что Шани повернулся к инквизитору и сказал, четко проговаривая слова:

– Знаете что? Не смейте так говорить. Отец Гнасий хороший человек и не пьет. Тоже, понаехали тут. Грязью порядочных людей поливают.

Румянец отца Гнасия смыло обморочной бледностью. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Опешивший Грегор некоторое время рассматривал наглого юнца, будто не мог понять, что ему с ним сделать, а потом вдруг расхохотался и потрепал Шани по голове.

– Право, Гнасий, мне нравится ваш парень! – произнес инквизитор с беззлобной улыбкой. – За словом в карман не полезет. Знаете что? Как подрастет, отдавайте его в столицу, в инквизиторский академиум. Нам нужны такие смелые люди, которые плевать хотели на чины и звания.

Шани хотел было сказать, что учиться у инквизиторов ему и даром не надо, но в это время собравшиеся на площади взорвались восторженными криками. На ступени управы выволокли ведьму, и Шани застыл на месте, взглянув в ее лицо.

Это была Марта. Та самая Марта, голову которой Шани располовинил топором месяц назад.

Он глядел и не мог отвести взгляд. Кровь прилила к голове, и в висках застучало; Шани смотрел, и все увиденное до мельчайших деталей отпечатывалось в его памяти. Ведьма была рыжей и кудрявой, с россыпью веснушек на бледных щеках. Взгляд ее зеленых глаз лихорадочно метался по толпе и ни на ком не мог остановиться. Сквозь прорехи в желтом балахоне виднелись ссадины на коже – следы пыток. Губы ведьмы дрожали, словно она хотела молиться, кричать, просить о милости, и не могла этого сделать. Связанные руки со следами ожогов от запястья до локтя то сжимались в кулаки, то безвольно разжимались.

Конечно, перед ликующими односельчанами стояла не Марта. Мачеха давно гнила в земле, эта ведьма была лет на десять моложе, но сходство оказалось поразительным – такой же разрез глаз, тонкий аристократический нос, острые скулы, даже рыжие линии бровей.

Шани смотрел и не мог понять, где находится, что с ним, что он чувствует, что было тогда, а что теперь, настолько силен был водопад ощущений, который обрушился на него. Его бросило в жар, а потом в холод и снова в жар.

– Что она сделала? – спросил Шани и не услышал своего голоса. Зато вопрос услышал Грегор и ответил:

– Наслала порчу на жену своего любовника, хотела освободить место в чужой постели. Со всем возможным пылом служила Змеедушцу, портила урожаи в поселке. Эта отвратительная погода тоже ее рук дело, – Грегор говорил еще что-то, но слова уже не долетали до Шани. Какое-то время он еще держался на ногах и успел увидеть, как вспыхнули факелы в руках палачей, а затем площадь качнулась, уплыла куда-то в сторону, и Шани рухнул в грязь без сознания.