Изгнанник из Спарты - [168]

– Сократ никого не развращал! Тем более этого твоего вечно пьяного бездельника, неспособного даже заниматься твоим кожевенным ремеслом! Какие основания, Анит, могли быть у тебя, чтобы стать убийцей величайшего человека, когда-либо рожденного Элладой?

Тогда Анит встал, взял Аристона за руку и спокойным негромким голосом сказал:

– Давай выйдем во двор, друг мой, и я все тебе объясню. Только прошу тебя, перестань так кричать.

Они стояли во дворе лицом к лицу. И надо прямосказать, победа в этом поединке осталась за Анитом,

– Я сражался и проливал кровь за демократию, Аристон, – спокойно начал он, – так же, как и ты, друг мой. Что касается моего сына – да что там! Ты прав. Он не стоит того, чтобы из-за него ссориться. Но демократия этого стоит. Право людей, пусть бедных, необразованных, простых людей самим управлять собой. И даже управлять собой плохо, если уж на то пошло. А кто были самыми сильными и опасными врагами демократии? Я назову их тебе: Алкивиад, называвший ее «сознательным безумием»; Критий, едва не уничтоживший ее; Хармид, сын Глаукона, помощник и со– участник Крития во всех его преступлениях. Обрати внимание, все они – ученики твоего учителя!

– Он не учил их этому! – начал было Аристон. – Он…

– Неужели? А кто придумал сравнение с флейтистом, нанятым для ваяния статуи? С каменщиком, пытающимся управлять кораблем? Кто за все время правления Тридцати ни разу не возвысил свой голос…

– Как, например, в случае с Леоном Саламинским, Анит? – парировал Аристон.

– Согласен. Я готов это признать, но только в том случае, если ты, в свою очередь, признаешь, что и при демократии он точно так же бросил вызов нашей кровожадной черни во время суда над шестью стратегами. Я и не думаю отказывать ему в отваге или в благородстве. А вот в чем я ему решительно отказываю, так это в мудрости, по крайней мере политической мудрости…

Аристон молча стоял перед ним. Его тревога все усиливалась, ибо он хорошо знал, что в этом его бывший соратник прав.

– Выслушай же меня до конца, – продолжал Анит, – когда ты обвиняешь нас в том, что мы решили убить его, ты слишком далеко заходишь. Мы не хотели смерти Сократа, Аристон. Потребовав смертного приговора, мы надеялись, нет, мы были уверены, что тем самым вынудим дикастов вынести ему более мягкое наказание – изгнание. Аристон, пойми! Этот полис, который мы с тобой создали своей кровью, своим потом, ради которого мы рисковали жизнью, еще слишком слаб, чтобы вынести его безжалостные нападки на свои самые основополагающие принципы! Его язык чересчур остр, его остроумие слишком язвительно. Но я – да поможет мне Гера! – хотел добиться его молчания, а не смерти! Я хотел, чтобы он покинул Афины, поселился в каком-нибудь отдаленном полисе, где он не смог бы разрушить все то, за что мы с тобой едва не отдали жизнь, друг мой!

– И тем не менее… – пробормотал Аристон.

– Он сам себе вынес смертный приговор! Своим высокомерием, своими насмешками! Стоило ему в своей речи перед судьями попросить изгнания, и я абсолютно уверен, что вся дикастерия не задумываясь проголосовала бы за этот более мягкий приговор. Но он… Ты помнишь, чего он попросил для себя, Аристон?

– Чтобы его увенчали лавровым венком, как победителя Олимпийских игр, и кормили за счет полиса, – медленно произнес Аристон, все более убеждаясь в весомости доводов Анита. – Но ведь он просто пошутил, Анит; он вовсе не имел в виду…

– Значит, он вел себя как последний глупец! Ты обратил внимание, что во время второго голосования за его казнь было подано больше голосов, чем во время первого?

– Да, – сокрушенно сказал Аристон.

– Потом этот смехотворный штраф в триста мин! Предложи он хотя бы талант, или пять, или десять…

– Я один бы охотно заплатил за него любую из этих сумм, – заявил Аристон.

– Вот именно. А теперь слушай меня внимательно. Я вызвал тебя сюда из столовой для того, чтобы предложить тебе нечто такое, чего ни Мелет, ни Ликон не одобрили бы. Видишь ли, Критон собирает деньги. Он бросил на весы все свое состояние. Сегодня утром прибыл Симмий из Фив с мешками, полными денег. Они вместе с Цебом и многими другими готовы… Должен ли я объяснять тебе, Аристон?

– Подкупить стражу, заткнуть рты доносчикам, устроить его побег?

– Вот именно. Как ты понимаешь, я мог бы одним движением руки пресечь всю эту деятельность. Ты заметил, что я до сих пор не сделал этого? А сегодня утром Критон получил пятьсот мин от, скажем так, неизвестного доброжелателя. Ну, а ты что скажешь, старина?

– Все мое состояние до последнего обола. Хлеб изо рта Клео и моих детей. Каждую драхму, что я смогу выпросить, занять, украсть. По крайней мере за это я благодарю тебя, Анит! Прощай!

Критон сидел, уставившись на чек, выписанный Аристоном местному казначею. На усталые глаза старика навернулись слезы.

– Сто талантов. Это ведь все твое состояние, мой мальчик? – спросил он.

– Да, – ответил Аристон.

– Благодарю тебя, – сказал старик. – Я не думаю, что нам понадобится даже десятая часть этой суммы. Но все равно благодарю тебя. Я уже подкупил сикофантов, которые наверняка донесли бы о его побеге. Стража тоже подкуплена. Я приобрел лошадей. Но теперь, с твоими деньгами, можно было бы нанять корабль.