Изгнанник из Спарты - [15]

– Да, Аристон, ты прав! – захохотал он. – Ты не сидишь у него в животе. Сейчас не сидишь. Но вполне может статься, ты все же имеешь отношение к этому илоту. Вернее, к семени, что дало тебе жизнь!

Застольная болтовня тут же стихла. Певцы умолкли на полуслове. Даже самые несдержанные подумали, что Симоей зашел слишком далеко. За такое оскорбление Аристон имел полное право его убить. Если сможет. В этом-то вся и загвоздка!

А Симоей не успокаивался. Он громоздил оскорбление на оскорбление, не оставляя никаких недомолвок.

– Эй! Илот! – воскликнул он. – Ты ведь бог Дионис в человеческом обличье, не так ли? Ты явился навестить сына, которого прижил с красивейшей из своих прислужниц? Ибо, друзья и возлюбленные, нам следует благочестиво пасть ниц перед златокудрым Аристоном! Он, скромник, конечно, будет отрицать, но всему миру известно, что он сын бога!

– Симоей! – прошептал Аристон.

– А как еще ты это объяснишь, Аристон? У тебя неземная красота. Разве ты не родился на тридцать седьмой год после битвы при Фермопилах? А где был в тот год великий Теламон, о мои друзья и возлюбленные? А спустя тридцать шесть лет после той же битвы? Вы не помните, откуда он вернулся всего за две недели до того, как прекрасный Аристон появился на свет?

– Симоей, – голоса Аристона было почти не слышно.

– Два года не видел домашнего очага великий Теламон. Неосмотрительно, не правда ли, возлюбленные мои? Или, напротив, очень даже мудро. Как еще мог пожилой, уже тогда пожилой человек, иссиня-черные волосы и борода которого покрылись инеем, стать отцом такого славного, златокудрого красавца? Прелестная Алкмена… Дионис свидетель, она и сейчас привлекательна, и будь я ее сыном, то вполне мог бы впасть в грех Эдипа… прелестная Алкмена вдруг потеряла покой. Да, о сын вечно воскресающего бога? А посему она, твоя прелестная, покинутая мужем мать, устремилась в горы, чтобы присоединиться к менадам, и там…

Аристон рывком сдернул с себя хитон, порвав его на левом плече фибулой, специальной булавкой. Веревочный пояс, которым он обвязывал талию, был затянут слабо и тут же упал к его ногам. Белый хитон соскользнул на пол. Совершенно голый, как полагалось при рукопашном бое, Аристон двинулся на Симоея.

Тот ухмыльнулся и тоже скинул короткую тунику. Задира стал в борцовскую стойку, его могучие руки напоминали теперь медвежьи лапы, они готовы были разорвать, растерзать Аристона.

– Ну, иди сюда, златокудрый красавчик! Иди, мой любимый! – пробасил Симоей. – Я тебя обихожу, как бог, пастух или даже этот вонючий раб – обратите внимание, волосы у него рыжие, а глаза голубые! – обиходил твою матушку. Иди, я решу, куда тебе воткнуть мой могучий клинок: в рот или еще куда-нибудь. Позволь доставить тебе удовольствие, златокудрый Аристон, сын бога или бог знает кого!

Гнев Аристона был ужасен, но ужаснее всего оказалось то, что юноша сохранял полнейшее хладнокровие. Он к тому времени пережил столько страшного… сцены, прошедшие перед его глазами, звуки и даже запахи уже утратили свое название, стали неизъяснимыми, и, если бы кто-нибудь попросил его рассказать, что случилось с Фриной, описать, как женщины Парнона лишили ее жизни, у Аристона перехватило бы горло, его дыхание прервалось бы и кровь вперемешку с желчью хлынула бы из желудка, раздираемого тоской и ужасом, подступила бы к горлу и не дала бы юноше произнести ни слова. Оскорбления были ему теперь нипочем. Разум, чувства и душа Аристона то ли онемели, то ли покрылись защитной броней и стали неуязвимыми для отчаяния, ярости или боли.

«Если схлестнуться с этим быком, он меня покалечит, – подумал Аристон. Рассудок его был ясен, как ледяные воды горного ручья. – Однако я гораздо проворней Симоея, и если…»

– Помоги мне, Арес! – взмолился он во всеуслышание. – Тебе, о могучий бог войны, я посвящаю сию кровавую жертву. Мы сражаемся насмерть, Симоей! Ты слышишь меня? Насмерть!

Огромный Симоей слегка побледнел, услышав это. А когда ответил, его низкий голос заметно дрожал:

– Да будет так, божественный или человеческий ублюдок! Бьемся насмерть!

Он ринулся вперед, этакий бычище, груда смуглых потных мышц, несущаяся… в пустоту. Ибо Аристона там уже не было. С какой-то удивительной грацией, словно танцуя, он отпрыгнул в сторону. А когда Симоей пролетел мимо него, Аристон встал на цыпочки, сцепил руки в один кулак и со всей силы обрушил его на бычий загривок противника. Симоей рухнул на стол, превратив его в кучу дров. Лежа на полу, он тупо уставился в одну точку. Когда же встал, его огромный живот был заляпан остатками яств, а изо рта и носа текла кровь.

Мальчики издали оглушительный вопль. Ведь почти все они побывали в лапах Симоея. Они терпели его только потому, что до сих пор никто не мог победить огромного, сильного наглеца. Но, увидев его окровавленным, поверженным, заметив, что колени врага дрожат, они уподобились стае волков, воющих от радости при одной лишь мысли об убийстве.

Аристон улыбнулся, его лицо приняло жестокое выражение. Жестокое, как сама смерть. Он попятился, отскакивая от Симоея. С такой скоростью большинство его товарищей были способны бежать вперед, но не назад. Ударившись, наконец, спиной о стену, Аристон отпрыгнул и полетел вперед, словно камень, выпущенный из пращи. Но даже в полете, когда его золотистое тело мчалось вперед, он видел краем глаза, как умеет опытный боец, который может поплатиться за свою оплошность жизнью, если не будет обозревать все поле боя… так вот, краем глаза Аристон видел, что трое илотов валяются, словно скоты, на полу, а рыжеволосый раб встал в полный рост и с интересом и тревогой следит за развязкой. А потом Аристон вдруг оторвался от пола и взлетел, будто на крыльях. Он летел горизонтально, вперед ногами, и со страшной силой ударил Симоея в лицо жесткими пятками. Послышался неприятный хруст лицевых костей, и богатырское тело Симоея с влажным всхлипом ударилось о дальнюю стену. На мгновение он застыл, точно пригвожденный к стене, а затем медленно осел, растопырив ноги и осоловело глядя перед собой.