Изгнание - [29]

– Уверена, что никаких причин для беспокойства нет. Дай-ка ее сюда, – забыв о недавно охватившей ее панике, Николь с облегчением взяла на руки девочку и внимательно посмотрела в ее красное от крика личико.

Ребенок действительно выглядел неважно, но оттого ли, что она так долго плакала, или оттого, что она действительно заболела, сказать было трудно. Николь думала лишь о том, как она ненавидит все это, а потому она вряд ли сможет чем-то помочь ребенку. Но вдруг она вспомнила, какие смешные Миранда корчит рожицы, когда улыбается, как она старалась выразить свое удовольствие, когда Николь пыталась играть с ней, и актрисе стало стыдно.

– Ну-ну, перестань, – ласково проговорила она и нежно качнула малышку из стороны в сторону.

– Твоя мамочка пришла, – сказала Эммет, – успокойся.

Миранда громко чихнула и закашлялась, но плакать перестала, и Николь, с облегчением вздохнув, понесла ее к колыбели.

– Не нравится мне эта простуда, – вдруг заявила Эммет.

– Почему?

– Кое-какие признаки, я, правда, не совсем уверена. С виду вроде бы ничего особенного, но мне не нравится, что у нее так напряжена грудь, я слышу там шумы. То же самое было с моими братьями и сестрами.

– А что с ними случилось?

– Двое из них заболели лихорадкой и умерли.

– О, ради всего святого, Миранда поправится.

– Я в этом не уверена. Помните, я предупреждала вас, чтобы вы не выносили ее на улицу?

– Свежий воздух еще никогда никому не вредил. Ее просто где-то продуло, это обыкновенная простуда, которая пройдет через день-два.

И все-таки Николь вынуждена была признать: дыхание у ребенка было тяжелым и прерывистым, что для обыкновенной простуды не свойственно.

– Послушай, а эта болезнь, ну, которой болели твои братья и сестры, как она называлась?

– Круп. Но если он переходит в лихорадку, это становится очень опасно.

Актриса положила руку на лоб ребенка и почувствовала, что он действительно неестественно горячий.

– Что же нам теперь делать? – воскликнула она.

– Мы ни на шаг не должны отходить от нее ни днем, ни ночью. Она может задохнуться от собственного кашля.

«Это просто невозможно, – подумала Николь, – я, которая даже не люблю детей, обсуждаю, как поступить, чтобы малышка не умерла. Господи, я ничего не хочу знать!»

Однако она еще сильнее прижала к себе девочку.

– Есть какие-нибудь лекарства, которые ей можно дать? – спросила она.

– Пойду поищу что-нибудь. Но они могут и не помочь. Единственное, что ей может помочь, если это действительно лихорадочный круп, – только постоянный уход, – произнеся эти тревожные слова, служанка вышла, оставив Николь один на один с больной малышкой.

Не совсем уверенная в том, что она поступает правильно, актриса попыталась накормить ее, но Миранда казалась слишком слабой и, едва начав сосать, сразу же остановилась, устало утихнув.

Николь молча села и попыталась вспомнить все, что она знала об этой болезни, но вскоре поняла, что ее знаний очень мало для того, чтобы помочь ребенку из давнего столетия, которому требовалось какое-нибудь простое лекарство. Если бы она любила Миранду чуть сильнее, если бы у нее было больше терпения, она бы наверняка знала, как ей помочь. Взяв дочь Арабеллы на руки, Николь села около окна и, тихо качая девочку, стала наблюдать, как вечная луна описывает еще один круг по бездонному небесному своду.

* * *

«Это, наверное, испытание для меня», – думала Николь, после того как следующие три дня пролетели для нее, как одно мгновение. Она поклялась себе, что после всего, что она пережила в семнадцатом столетии, она никогда не заведет себе ребенка в двадцатом. Не было никаких сомнений в том, что Миранда Морельян без всяких уколов и лекарств, без квалифицированной медицинской помощи борется за свою жизнь совершенно самостоятельно. Рядом с ней постоянно находились ее ненастоящая мама и помогающая ей во всем доблестная Эммет.

Николь отказалась даже на порог пустить доктора Ричи, боясь, что он опять усмотрит в болезни девочки колдовство и предложит свои ужасные методы лечения типа кровопускания и промывания желудка, не говоря уже о том, что ей совсем не нравился состав его лекарств. Что касается сэра Дензила, то ему разрешалось только иногда заглянуть в комнату, а к колыбели его и на пушечный выстрел не подпускали, давая понять тем самым, что он не имеет никакого отношения к дочери своей падчерицы. «Единственное утешение, которое я нахожу в болезни ребенка, – думала Николь, – это то, что я вообще не вижусь с этим старым развратником, что мне вот уже несколько дней удается избегать его слишком пристального и выразительного взгляда. С этим человеком я чувствую себя как на вулкане, который вот-вот взорвется». Ей все чаще приходило в голову, что она должна сбежать с Майклом, чтобы спастись от отчима, но она понимала, что этот план может быть обречен на провал. Время от времени она вспоминала, что у нее есть еще один способ спастись – вернуться в свое время, но это, увы, казалось ей все менее реальным. И даже эта мысль не была теперь такой уж важной, она полностью, с головой погрузилась в заботы о Миранде.

Ребенок лежал в колыбели весь в поту и в жару, ее крошечное тельце содрогалось от жесточайших приступов кашля. Она почти не ела, и Николь с ужасом наблюдала, как ребенок тает прямо на глазах. Ситуация казалась совершенно безвыходной, и актриса злилась на себя, чувствуя, что выглядит как последняя беспомощная идиотка.