Изгнание из Эдема. Книга 1 - [5]

— Дорогая леди, — мягко сказал Джулиус. — Мне же ничего не известно о вашем отчаянии и позоре, крахе всей вашей жизни и всем остальном. Могу ли я смеяться над тем, чего не знаю? Уверяю вас, если я все-таки смеюсь — хотя, какой тут смех! — то смеюсь не над вашим несчастьем, а над вами.

— Серьезно? Неужели я так смешна в своем горе?

— Но что у вас за горе? Да сядьте вы, пожалуйста.

— В голове у вас, кажется, только одна мысль — как бы заставить клиента сесть. Ну что ж, так и быть — сяду.

Стэфани села также энергично, как ходила по кабинету. Спинка кресла отлетает с треском и скрипом. Стэфани вскакивает.

— О Боже, на мне какое-то проклятие. Стоит мне сесть в кресло, как оно разваливается.

Джулиус Сэдверборг падает на стол, содрогаясь от неудержимого хохота.

— Смейтесь, смейтесь, шут, дурак!

Джулиус подходит к полкам, решительно берет другое кресло и ставит его около Стэфани.

— Погиб мой лучший поддельный Чипендейл. Он стоил мне четыре гинеи. А теперь соблаговолите сесть как можно спокойнее, осторожнее и перестаньте осыпать меня бранными словами. После этого, если вам, конечно, будет угодно, вы расскажете мне, что же у вас стряслось.

А сам поднимает отломанную спинку кресла и бережно кладет ее на стол.

Стэфани спокойно и с достоинством усаживается кресло, которое ей подал адвокат.

— Эта поломка несколько успокоила меня и дала мне некоторую разрядку: у меня такое чувство будто я свернула вам шею, как мне и хотелось. А теперь слушайте.

Адвокат приблизился к ней и приготовился внимательно слушать.

— Да не стойте вы у меня над душой, — сказала уже без раздражения Стэфани. — Сядьте на то, что осталось от вашего поддельного Чипендейла.

Джулиус спокойно сел на кресло.

— Начинайте. Я весь внимание.

— Мой отец был самый великий человек на свете. Я — его единственная дочь. Он опасался лишь одного, что выйду неудачно замуж и потеряю те небольшие средства, что он мне оставил.

— Совершенно верно, очень небольшие, всего тридцать миллионов.

— Не перебивайте… Он взял с меня слово, что каждому, кто сделает мне предложение, я поставлю условие, одно маленькое условие, чтобы проверить его.

— Вот как? Что за условие? — неподдельно заинтересовался Джулиус.

— Я должна была дать ему полтораста монет и сказать, что если через полгода он сможет их превратить в пятьдесят тысяч, я буду принадлежать ему. Если нет — я его больше не увижу. Я понимала, как это мудро. Только мой отец мог придумать такое безошибочное, трудное и свободное от всякой сентиментальности испытание. Я поклялась ему, что свято выполню его волю. Я к этому времени уже наделала много ошибок и сознательно обещала быть верной обещанию отца.

— И нарушили свою клятву. Понимаю.

— То есть как это нарушила?

— Вы же вышли замуж за Джона. Он славный, милый человек, в своем роде просто прелесть, но не станете же вы уверять, что он за полгода сделал из ста пятидесяти марок, пятьдесят тысяч.

— Да, сумел. Как ни мудр и умен был мой отец, ему случалось забывать некоторые истины, сказанные им за пять минут до этого. Он предупреждал меня, что девяносто процентов из наших миллионеров, обязанных своим богатством лишь самим себе, — преступники, которые шли на риск, имея один шанс из пятисот, и выкручивались лишь благодаря счастливой случайности. Джон Фархшем именно такой преступник.

— Нет, нет, — замахал руками Джулиус. — Джон не преступник. Он, конечно, полный профан в деловых вопросах — согласен. Но он не может быть преступником.

На лице Стэфани вновь появилось выражение упрямства и решительности. Грудь напряглась, а глаза стали излучать негодование, а воспитанный голос приобрел металлические нотки:

— Как все поверенные, вы убеждены, что знаете моего мужа больше, чем я. Так вот, после шестимесячного испытания Джон вернулся ко мне с пятьюдесятью тысячами в кармане, вместо того, чтобы отправиться на каторгу, которой он, без сомнения, заслуживал. Этот человек поразительно удачлив. Он как игрок, который почти всегда выигрывает. Выигрывает в теннис, выигрывает в бокс, пишет романы, он выиграл и меня, самую богатую наследницу Австралии.

— Но он сделал это с вашего согласия. Иначе, зачем было подвергать его этому испытанию? Согласитесь, это тяжелое испытание? И что заставило вас дать ему на счастье эти деньги? Ведь ваше слово было чем-то обосновано? Вы согласны со мной? Начало испытаний исходило от вас? Ваше слово и ваш договор чем-то скреплялись, кроме денег?

Стэфани решительно в знак согласия махнула рукой:

— Да, теннис и бокс.

— Теннис и бокс?

— Мой отец считал, что женщина должна уметь защитить себя от мужской грубости. Он приохотил меня к боксу, теннису, к спорту, в конце концов. Я стала болельщицей и ходила на все состязания. И несмотря на то, что мы познакомились задолго до этого, я полюбила его на ринге. Он владеет таким ударом в солнечное сплетение, которого никто не выдерживает.

Джулиус опять искренне удивился:

— И вы вышли замуж за человека только потому, что он умеет бить в солнечное сплетение?!

— Ну, он кроме того был очень красив. И кроме того, в отличие от других интересных мужчин, выглядел очень привлекательно раздетым. А я отнюдь не глуха к зову пола. Я очень темпераментная женщина.