Избравший ад: повесть из евангельских времен - [3]
Скоро он оказался у Яффских ворот. Как всегда здесь толпился народ, но шума и бестолковой суеты было меньше, чем на площади. Остановившись перевести дух, Иуда оглядел окрестность и заметил притулившуюся в укромном проулке харчевню, откуда исходили манящие ароматы жареного мяса и приправ. С удивлением ощутив позыв голода, юноша взглянул на солнце: был второй час по полудни. Машинально убедившись, что кошелек на поясе не пуст, Иуда уверенно вошел в приветливо распахнутую дверь.
Час был неурочный, и небольшая комната оказалась совершенно пустой, что, впрочем, его обрадовало. Хозяин – маленький дородный еврей с красным добродушным лицом, обрамленным остатками седоватых кудрей – опытным взглядом оценил внешность посетителя и приветливо устремился навстречу. Иуда дружески кивнул ему.
– Добро пожаловать! Садись в тень, там прохладнее, – трактирщик указал на стол в глубине зала.
– Непременно, – юноша последовал приглашению, огляделся. – А у тебя уютно, хозяин.
– Благодарю за доброе слово. Что желаешь?
– Холодного вина, лучшего что есть, и что-нибудь на закуску.
– Один миг с твоего позволения, – живо откликнулся трактирщик.
– Даже два, если хочешь, – слегка улыбнулся Иуда.
Хозяин исчез в глубине заведения, юноша, облокотившись на стол, стал рассеянно разглядывать толпу на улице, предаваясь невеселым мыслям. С момента возвращения домой отношения с родней, и раньше не самые простые, совсем испортились. Родители не давали ему покоя, пытаясь заставить заняться карьерой. Отец грозил женитьбой, дядя неустанно старался устроить выгодные знакомства. Но при одной мысли обо всем этом Иуду охватывала невыносимая тоска. Картины дальнейшего процветания в качестве левита[3], книжника[4] или чиновника, приводили его в ужас и вызывали почти физическое отвращение. Он знал, что скорее сбежит из дома, чем пойдет по такому пути.
Мысль о том, что в семье ему не место, в последнее время все чаще посещала его. Сначала становилось страшно, но потом он заставил себя спокойно оценить эту возможность, и даже порадовался ей, однако решиться пока не мог.
– Попробуй. Это мое лучшее вино.
Бодрый голос трактирщика прервал поток его мыслей. Толстяк истово протягивал ему чашу, в которой плескалась рубиновая влага. Иуда вдохнул аромат, сделал глоток, удовлетворенно кивнул.
– Неплохо! Лет пять выдержки, не местное?
– О! Господин, я вижу, разбирается! – изумленно-уважительно отозвался трактирщик.
– Есть некоторый опыт. Годится. Что с закуской?
– Одно мгновение!
Хозяин суетливо обогнул стол, исчез в дыме очага, действительно, всего на несколько мгновений. При следующем появлении в руках у него оказалось блюдо с аппетитно поджаренными кусками мяса, обильно присыпанными зеленью.
– Отведай, и больше не пойдешь в другую харчевню, – с любезным поклоном произнес он, ставя кушанье перед гостем.
– Вы что, все сговорились между собой? – рассмеялся юноша.
– Кто это мы? – не понял трактирщик.
– Вы все – держатели гостиниц, таверн, харчевен – говорите одно и то же, только на разных языках.
– Как иначе, дело у всех одно. Мой почтенный гость много общался с нашей братией?
– Приходилось. Да что ты стоишь – присаживайся, выпей, поговори со мной.
– С удовольствием!
Хозяин ловко наполнил вторую чашу из объемистой бочки в углу, поставил на стол лепешки и сел напротив. Иуда внимательно следил за ним.
– Твой облик таков, словно Господь нарочно лепил тебя держателем харчевни.
– Кто знает, может, так и было, – без тени смущения ответил хозяин. – Ведь если Бог создал вино, значит, должны быть те, кто предназначен торговать им. Не пропадать же столь щедрому дару Всевышнего!
– Замечательное суждение! – рассмеялся юноша. – Полагаю, с таким умом ты вполне можешь вести диспуты с левитами, особенно если хватишь несколько чаш своего зелья.
– Почему бы и нет. Кто знает точно, на что способен? А то, что ты называешь зельем – хмельной египетский напиток[5]. Мне его секрет достался в наследство от отца.
Толстяк сделал могучий глоток, чаша наполовину опустела.
– Я так и понял. Этот запах я узнаю из тысячи других.
– Господин, я вижу, успел повидать свет, несмотря на свой молодой возраст, – проницательно сощурился хозяин.
– Ты не ошибся, Певец вина. Могу я узнать твое имя?
– С удовольствием открою его тебе. Я Симон из города Кирены[6], стало быть, Симон Киренеянин. А будет ли мне позволено узнать имя моего почтенного гостя?
– Иуда бен Никодим из колена Левина[7]. Родом я из Иерусалима.
– Из колена Левина?! Господин знатного рода! – хозяин встал и почтительно склонился перед гостем. – Это вдвойне честь для меня!
– Оставь, Симон! Я совсем не кичусь своим происхождением.
– Но почему же, господин?
– А смысл? От того, что мои предки были славными и достойными людьми, я сам не стану таким. Человек есть то, что он сам из себя сделает. Родовому имени я предпочитаю школьное прозвище – Махайра[8].
– Ох! Это за что же, господин?
– За характер, наверно, или за язык. Учитель риторики часто говорил, речи мои острее ножа. А может, за глаза… Не знаю.
Но холодная безыскусность стального клинка мне всегда была по душе.
