Избранный. Печать тайны - [8]

— Кто там?

В горле пересохло, страстно хотелось курить. Он вспомнил, что забыл купить табак. Фарел несколько раз повторил вопрос. Никто не ответил и он, постояв с минуту, двинулся к дверному проему.

Что… нет показалось.

«Не может быть никакого запаха» — подумал Фарел.

Неохотно опустив арбалет, он примкнул к глазку на двери…. На пороге стояла женщина из дома напротив.

— Это вы, миссис Дорати?

Дама молчала.

«Может, случилось что?»

Старик, не отрывая от глазка взгляд, нащупал замок. Дважды провернутый в замке ключ оставил дверь на цепочке.

«Неприлично в моем возрасте бегать по квартире в трусах» — подумал толстяк.

Дверь скрипнула, натянулась цепочка.

— Негоже женщи… — шутка, которую хотел отпустить Фарел, застряла в горле, и он захлопнул дверь, навалившись на нее спиной. К груди подкатила тошнота, липкий противный комок. Неестественно вытаращив глаза, Фарел зажал нос рукой. Запах серы. Снаружи исходил этот мерзкий запах вперемешку с еще каким-то незнакомым запахом жутко напоминающим раздавленные гнилые помидоры.

— Мистер Фарел, это ваша соседка, — сказали из-за двери. — Мне нужна ваша помощь.

«Это другой голос, — подумал Фарел. — Это не голос чертовой старухи с дома напротив».

По спине скатились первые капли холодного пота. Пижама взмокла и неприятно прилипла к коже.

— Фарел, вы там?

Старик замер, затаив дыхание. Рука нащупала замок и закрыла дверь.

«Пожалуйста, пожалуйста, убирайся отсюда, я все отдам».

— Фарел? — за дверью что-то чмокнуло и захлюпало. — Фарел, откройте немедленно дверь!

— Зайдите позже, миссис Дорати, — толстяк услышал где-то вдалеке свой голос, ответ которому было молчание.

Он на цыпочках отошел от двери, прихватив арбалет со стойки. Он пятился до тех пор, пока не уткнулся на камин, еще теплый, не успевший остыть со вчерашнего вечера. С трудом преодолевая маячившую грань истерики, старик вытянул арбалет перед собой. Конец стрелы, пропитанный черной жидкостью, из-за волнения очерчивал на двери неровные окружности.

«Убирайся, убирайся…».

Из-за двери донесся удаляющийся шум.

«Вот так… умница. Ушла?».

Фарел опустил арбалет и подкрался к двери, собираясь посмотреть в глазок. Ноги не слушались, превратившись в ватные, во рту осел неприятный привкус тухлых помидоров, над левым глазом возник нервный тик. Он приблизился к двери и потянулся к глазку…

ТУХ!

Сильный точечный удар обрушился на дверь с обратной стороны. Старик, не успев отреагировать, застыл на месте.

ТУХ.

Дерево двери треснуло, затрещав, а с потолка и стен посыпалась штукатурка.

ТУХ!

— Вон! Убирайся вон! — орал Фарел.

Следующий удар смел замок. Дверь повисла на одной цепочке…

… На душе стало паршиво. Невероятно высоко забравшаяся луна слепила глаза. Хелс лежал, озираясь по сторонам. Что-то посереди ночи заставило его проснуться. Старое, до боли знакомое чувство. Чувство чужого взгляда. Ни страшно, ни интересно… чувство казалось выжидающим.

«Неужто все начинается с начала», — подумал он, оглядываясь.

Стены с полками, угрюмый книжный шкаф, стол и кресла…. Нет, он был не один в комнате, он знал это. На улице посвистывал ветер, пугавший тишину.

«Неужели я забыл закрыть окно?».

Хелс прокрутил в голове события вечера, но, не вспомнив, лениво сбросил одеяло. Чувство усилилось. Хелс нащупал ногами тапочки и, встав, побрел к окну.

— Джейк, у твоего старика мания преследования, — сказал он своему псу, лежащему у ножки кровати. Пес услышал свое имя, поднял морду и навострил уши. — Или старческий маразм.

Хелс плотно закрыл окно и повернул ручку.

— Джейк, твой хозяин не помнит, закрывал ли он окно на ночь. — Хелс погладил собаку. — Или Ты открыл, а, Джейк, старина? — пес забил кончиком хвоста о пол.

Хелс вздохнул. Он хотел было прилечь обратно на кровать, чтобы как следует выспаться перед завтрашним днем и оставить позади все мысли так настойчиво лезущие в голову, как заметил на тумбочке рядом с кроватью какую-то записку. Он сдвинул брови, поднял ее и тут же развернул. Руки Хелса задрожали. На белой как снег бумаге чьей-то рукой кровью были написаны следующие строки.

«И сквозь туман и сквозь печали,

Оставив дома боль и страх,

Должны явиться вы, мечтая,

О жизни, а не о грехах.

Когда часы покажут восемь,

А на кукушке будет семь,

Должны собраться вы и тихо,

Явиться в общий мавзолей.

Все лишнее оставьте дома,

А то спугнете лишь себя,

А если нет, задумайтесь,

И вспомнив, тихо скажите про себя,

Когда берем мы в долг, то надо помнить,

Что есть только один исход,

Отдать или смыть долг кровью,

А время ждет, время идет».

… Цепочка на двери стонала. Фарел нерешительно прицелился.

— Я не буду повторять. Еще один удар и я спущу курок, — орал Фарел. — Прострелю голову.

Цепочка почти слетела. Медлить было нельзя. Подскочив к двери, Фарел всем весом навалился на дерево и выставил босые ноги, согнутые в коленях вперед.

«Я могу умереть», — мелькнуло в голове.

Глубоко дыша, он нащупал щеколду для цепочки и отстегнул ее, убрав тот последний барьер, что разделял его и то, что находилось снаружи. Цепочка со звоном упала на пол.

«Я не могу позволить себе такой роскоши».

Дождавшись очередного удара, он отскочил в сторону, открывая за собой дверь. Спина ударилась о стену, а ручка угодила в пах. Фарел скривился. Что-то заползало в дом. Фарел, спрятавшийся за дверью, слышал противные чавкающие звуки. Старик замер и затаил дыхание. Чавкающие звуки удалялись вглубь дома, ближе к спальне. Фарел посмотрел в скважину, где когда-то висел замок. Ничего не было видно. Стараясь не шуметь, опершись о стену спиной, Фарел как кошка бесшумно двинулся к спальне. Штукатурка больно обдирала спину. Дорогой ковер как губка пропитался кровью, шлейфом идущей от двери. С того места, где стоял старик, виднелся лишь кусок комнаты и половина кровати. Никого. Глубоко вздохнув, пытаясь успокоиться, Фарел двинулся дальше. Ступни на босых ногах окрасились кровью. Неприятная, холодная, она просачивалась между пальцами и стекала обратно на ковер, но Фарел не замечал этого. Палец правой руки побелел от напряжения, зажимая курок. По лбу катились крупные капли пота. Приклад арбалета уперся в плечо. Его глаза уплыли в пустоту, в душе вскипала ярость.