Избранные стихотворения и проза - [27]

Шрифт
Интервал

к небу шпилями,
Этот маленький дом, который больше их всех, несчастный,
отчаянный дом,
Этот прекрасный и страшный развалина-дом, обитель души,
сам душа,
Никому не нужный, пренебрегаемый всеми, —  прими же
дыхание губ задрожавших моих
И слезу одинокую, как поминки от меня, уходящего,
Ты, сокрушённый, разрушенный дом, — дом греха и безумия,
ты, мертвецкая страсти,
Дом жизни, недавно смеявшийся, шумный, но бедный дом
и тогда уже мёртвый,
Месяцы, годы звеневший, украшенный дом, но мёртвый,
мёртвый, мёртвый.

Испания в 1873–1874 гг.

Из мрака самых тяжких туч,
Из-под феодальных обломков, из-под груды королевских
скелетов,
Из-под старого европейского хлама, когда затих шутовской
маскарад,
Из-под развалин церквей и дворцов, из-за поповских
гробниц,
Вот оно глянуло вдруг свежее, светлое лицо Свободы,
знакомое бессмертное лицо.
Мы тебя не забыли, родная.
Ты скрывалась так долго? И тучи снова закроют тебя?
Всё же теперь ты явилась перед нами, мы уже знаем тебя,
Теперь уже нам нельзя сомневаться, мы видели тебя.
Ты там, ты ждёшь, чтобы пришло твоё время.

Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!

Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
В окна, в двери ворвитесь, как беспощадная рать,
В величавую церковь, гоните молящихся
В школу, где учится школьник,
Не давайте покоя новобрачному, теперь не время
наслаждаться с женой,
Отнимите покой у спокойного фермера, что пашет поля и
жнёт,
Так бешено бьёт и гремит барабан, так звонко трубит
труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Над грохотом города, над уличным стуком колёс.
Что? постланы постели для спящих? пусть спящие не спят
в тех постелях!
Не торговать, торгаши, — прочь маклеров, спекулянтов,
или они не хотят перестать?
Будут ли говоруны говорить? и певец попытается петь?
И выступит в суде адвокат, чтобы изложить перед судьёй
своё дело?
Так громче же, чаще, барабанная дробь, кричи, надрывайся,
труба!
Бей! бей! барабан! — труби! труба! труби!
Не вступать в переговоры — не слушать увещаний,
Что вам за дело до трусливых, до просящих и хнычущих,
Пускай старик заклинает молодого,
Заглушите крик ребёнка и материнскую мольбу,
Пусть даже трупы сотрясутся, что лежат на грубых
скамьях, ожидая похорон,
Так страшен грозный барабан, так звонка труба!

Как штурман

Как штурман, что дал себе слово ввести свой корабль в
гавань, хотя бы его гнало назад и часто сбивало
с пути,
Как следопыт, что пробирается вглубь, изнурённый
бездорожною далью,
Опалённый пустынями, обмороженный снегами, промоченный
реками, идущий вперёд напролом, пока не
доберётся до цели,
Так даю себе слово и я сложить для моей страны, —
услышит ли она или нет, — боевую походную песню,
Что будет призывом к оружью на многие года и века.

Ледяной ураган, словно бритвами

Ледяной ураган, словно бритвами врезается в берег,
пушечный залп возвещает крушение,
А потом утихает буря, и приходит луна, барахтаясь в зыби
морской.
Я гляжу, где беспомощно бьётся корабль, он с треском
налетел на скалу, я слышу, люди завыли от
ужаса, вопли становятся глуше и глуше.
Я не в силах помочь, мои пальцы сжимаются в судороге,
Я могу лишь кинуться к волнам, пусть они обольют меня и
замёрзнут на мне.
Я вместе с толпою, мы ищем, ни одного не прибило живого,
Утром я помогаю подбирать мертвецов и складывать их
рядами в амбаре[23].

Вы, преступники, судимые в судах

Вы, преступники, судимые в судах,
Вы, острожники в камерах тюрем, вы, убийцы,
приговорённые к смерти, в ручных кандалах
и на железной цепи.
Кто же я, что я не за решёткой, почему не судят меня?
Я такой же окаянный и свирепый, что же руки мои не в
цепях и лодыжки мои не в железах?
Вы, проститутки, по панелям гуляющие или
бесстыдствующие в своих конурах,
Кто же я, что могу вас назвать бесстыднее меня самого?
Я виновен! и сознаюсь, — сам прихожу с повинной!
(Не хвалите меня, почитатели, — к чорту ваши льстивые
слова!
Я вижу, чего вы не видите, я знаю, чего вы не знаете.)
Внутри, за этими рёбрами, я лежу грязный, задохшийся,
Под этим притворно-бесстрастным лицом постоянно
клокочут адовы волны,
Злодейства и развраты мне по-сердцу,
Я гуляю с распутными и пылко люблю их,
Я чувствую, что я один из них, я сам и проститутка и
каторжник,
И с этой минуты не буду отрекаться от них, ибо как
отрекусь от себя?

Песня большой дороги

1
Пешком с лёгким сердцем выхожу на большую дорогу,
Здоровый, свободный, весь мир предо мною,
Эта серая и длинная тропа ведёт меня, куда я хочу,
Отныне не надо мне счастья, я сам своё счастье,
Отныне я больше не хнычу и ничего не хочу.
Жалобы, упрёки, придирки и книги оставлены дóма,
Сильный и радостный, я шагаю по открытой дороге вперёд.
Земля, разве этого мало?
Мне не нужно, чтобы звёзды спустились ниже,
Я знаю, им и там хорошо, где сейчас,
Я знаю, их довольно для тех, кто и сам из звёздных миров.
2
Вот глубокий урок: всё принять, никого не отвергнуть,
никому не оказать предпочтенья.
Кудлатый чернокожий, преступник, больной, неграмотный,
всем открыта и доступна она.
Роды, кто-то спешит за врачом, нищая ковыляет, шатается
пьяный, рабочие шагают гурьбой и смеются,
Бродяга-подросток, экипаж богача, расфуфыренный франт,
влюблённые, убежавшие из дому,
Торгаш, торопящийся спозаранку попасть на базар,
погребальные дроги, мебель, что перевозится в

Еще от автора Уолт Уитмен
Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения и поэмы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Предание о гульдене

«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.