Избранные стихотворения и поэмы разных лет - [4]

«Годы». 1926. № 3

ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ

Жизнь стала медленней и проще

И в очертаниях скупей.

Прощайте, голубые рощи

Наивной юности моей.

И оставляя птичью сеть

Для тяжкой рукоятки плуга,

Проходит снова жизнь по кругу,

Чтобы сгорать — и не сгореть.

И на пустынную дорогу,

Огнем полуденным паля,

Сквозь молчаливые поля

Выводит вещую тревогу.

Моя душа — остановись!

Брось посох и сними котомку.

И вот с травы сухой и ломкой

Взгляни в сияющую высь.

Там неизменно и высоко

Путями призрачных орбит

Плывут миры через зенит

И возвращаются к истоку.

Не падай в страхе на пески,

Где тень полдневная длиннеет,

Когда увидишь, как виски

От легкой пыли побелеют.

Не бойся и не трепещи

В земном, слепом и темном теле —

С тобой любовь и радость пели,

Как пели отроки в пещи…

Благослови ж за эту треть

Земную, верную подругу

И жизнь, идущую по кругу,

Чтобы сгорать — и не сгореть.

СТРАШНЫЙ СУД

Экстренный выпуск рабочей газеты

Кричал курсивом «Бросайте труд!

Завтра конец света!

Послезавтра же — Страшный Суд!..»

— Бургомистр встречал на вокзале

Приезжающих ангелов и мямлил речь,

О том, что Суда на земле не ждали,

И о том, как трудно себя уберечь…

Бледные ангелы в серебряной вате.

Задыхаясь в поту, — был месяц май, —

Отвечали любезно, что в результате,

Конечно, все попадут в рай.

Женщины толпились у автомобилей,

Забыв на плите переваренный суп,

И плача, касались шуршащих крылий,

Сияющих копий и звонких труб.

Вздыхали влюбленные и жалели,

Что сегодня — последние ночь и заря,

И что раньше, не зная, две недели

Потеряли в кино и прогулках — зря…

Мужчины курили, читали плакаты,

И каждый был раздражен и зол,

Что за эту неделю не получит платы,

А в воскресенье не пойдет на футбол…

И только школьник был счастлив и весел,

Смотря благодарно в небесную синь,

За то, что теперь уже ровно — десять,

И, значит, не надо идти на латынь.

Да старая нищенка у костела,

Услышав с вокзала трубную весть,

Встала счастливою и веселой,

Потому что узнала, что Бог — есть…

«Воля России». 1929. № 4

ТРАМВАЙ № 2

У трамвая номер два — веселый проводник,

У трамвая номер два — шутливый вожатый.

— Мост. Поворот. И лязг. И крик.

Трамвай въезжает в витрину заката.

Сыплется в окна розовое стекло,

Поют тормоза о неожиданном плене.

Девушки в трамвае звонко и светло

Вскрикивают и садятся к мужчинам на колени…

Вожатый смеется и звонит — «вперед!..»

Проводник смеется и звонит — «на месте…»

Пассажиры скуку переходят вброд

И на том берегу садятся — вместе…

Из мути контор проглядывают глаза,

В дыму канцелярий щурятся от света.

Девушки говорят: «Простите, это — тормоза!»

— Но разве надо прощать за это?..

И разве странно, что за мостом

Сердце в вагоне прорастает сквозь крышу.

И тихо шепчет — «Мы выйдем вдвоем…»

А отвечая — почти не дышит…

И когда у парка остановится трамвай,

Влетев, как в туннель, в теплый вечер лета,

Проводник пассажирам на дорогу в рай

Выдаст бесплатно голубые билеты…

«Воля России». 1929. № 4

В ВОКЗАЛЬНОМ ОТЕЛЕ

На окнах отеля — бумажные розы.

У пыльных зеркал оплывает свеча.

По лестницам бродят свистки паровозов

И в комнаты входят — не постучав…

И смотрят: на отмели душной постели,

Бутылками бедствий с запиской сердец,

Бессонные люди считают недели

И едут в Стокгольм или в Порт-Суэц.

И стекла, звеня от сочувственной дрожи,

Опять провожают экспресс на Симплон,

Где в синих купе и томящ, и тревожен

Такой же летящий, полуночный сон…

И сразу решаясь — счета и билеты!

Сегодня — столетие скуки и лжи…

Но в ночь юбилея сигналы рассвета

Твердят семафорами — ехать и жить!

А завтра, проснувшись, не вспомнят, не вспомнят

Вчерашнюю драму над партером крыш,

Увидев внезапно из утренних комнат

Над дымом разлуки встающий Париж!..

«Воля России». 1929. № 4

ТЯЖЕЛОЕ ПИСЬМО

Кряхтя и согнувшись под ношей,

Письмо мне принес почтальон.

Он был утомлен и взбешен.

И сказал:

«В другой раз — наймите себе лошадь!

А я вам не вол!» —

— И сбросил письмо на стол.

Доска у стола —

Лопнула,

Жалобно, как сигнал,

Атлантический SOS…

Из комнаты до небес,

На синий, далекий берег

Божественных Америк…

— Я отдал последнюю крону —

Почти обед.

И сказал — «Очень тронут»…

Простите, что больше нет…»

…Почтальон ушел, отирая пот.

Шаги проскрипели в саду.

Я разорвал конверт. А внутри —

Только пять слов. Вот:

«Больше не приду.

Прощайте.

Мари».

«Воля России». 1929. № 4

ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ

Полдень разгоняет утреннюю мглу.

Весеннему солнцу не вылезть выше.

Я останавливаюсь на углу

И стою так долго,

Что можно было бы на меня

Для разных кино наклеивать афиши:

«Волга, Волга»…

«История одного дня».

«Сегодня — несравненная Лилиан Гиш».

— Итак, я стою и смотрю:

В полдень из всех дверей,

Как крысы, покидающие трюм

Тонущих кораблей, —

Люди, люди, идут и идут…

Пять… десять… пятнадцать минут…

В одинаковых костюмах, с одинаковой прической,

С одинаковой усмешкой;

Тысячи людей — однофамильцы и тезки,

Тысячи монет — не орлы, а решки

Самой обыкновенной меди,

С одинаковыми мыслями об отдыхе и обеде.

Это — тысячи зеркал

Повторяют то же изображенье:

Водоворот движенья

Среди бетонных скал.

И в этом хаосе театральном,

Улыбаясь безличьем лица,

И я был таким же зеркальным,

Таким же отраженным — только контур

Мысли, не продуманный до конца,

Картограммой забытого белого фронта,

В картинной галерее десятой весны,

Где бродят на цыпочках в тихих залах