Избранные стихи в переводе А. Гомана. Часть 1 - [7]

Город. Вечер. В поздний час,

С улицей простившись сонной,

В лошадиный гляну глаз

Взором женщины влюблённой.

Всех молчанье ждёт в итоге.

Вот и мне пора идти.

Закрываются дороги,

Как глаза, в конце пути.

Так приятен трубки дым!

В старый дом вернёмся, может.

Жизнь былую усыпим,

Как младенца, в семь уложим.

Ветер бурь и туч чудесен!

Леса запахи вдохнём.

Ну, подруга старых песен,

Посидим перед путём.

Ах, прекрасные деньки!

Крýгом голова от рынка –

Гам, повозки и мешки,

Платья летние, коленки…

…И от улиц пыльных, шумных,

От пассажей вверх и вниз,

От печалей и от шуток,

Что в клубок один свились.

Ах, вселенная, тебя

Принимал я к сердцу близко

И под вечер ждал, любя,

Как студентик гимназистку.

Горсть росы – доход немалый!

Песня разве не наряд?

Ведь и мне сияньем алым

Твои яблоки горят.

Ты обрушилась волной,

В бой зовёшь, но устою ли?

Закружился, как слепой

Посреди стоглазых улиц.

Я повис – тут лоб, там темя –

На шипах таких преград,

Как распроданное время,

Гнев и встречи невпопад.

Крýжат стаи голубей –

То как тучка, то как точка.

Мостовые, свет огней,

Ручка машет мне платочком…

Вечер! Вдруг, обвалом! Боже!

Время мчится всё быстрей...

Я гляжу на небо лёжа...

Крýжат стаи голубей...

Песня

Направился к горам

Бродяга-ветерок.

Разлуки час свят и кроток.

Вот девушка, как в сон, ступила за порог,

Песня пала без сил в воротах.

У кромки небес кипарис одинок,

На девушки песнь нет ответа,

И осталось у мира три слова всего,

Только поля простор да ветер.

Третья мать

Песня трёх матерей. Слово – грома раскат.

Меж словами, как эхо, тишина говорит.

А вдоль улиц пустых ровным строем стоят

В красных бородах фонари.

Безутешная осень устала, больна,

И дожди бесконечно идут.

И без света в окне, без свечи у окна

Три матери

Песню поют.

– Вот он, вижу его, –

Мать одна говорит, –

Поцелую его каждый маленький пальчик.

По спокойному морю корабль скользит,

На мачте повешен мой мальчик.

Говорит мать вторая:

– Мой сын храбр и прям,

Молчалив. Шью на праздник рубашку ему я.

Скоро будет он здесь. Он идёт по полям*.

В его сердце свинцовая пуля.

И с блуждающим взором третья мать: «Ничего

Нет его мне на свете дороже…

Как мне плакать о нём? Я не вижу его,

И найти его кто мне поможет?»

Тут ресницы её заискрились в слезах…

– Может быть, не прилёг он уснуть.

Может, меряет он, как бродячий монах,

Поцелуями, Боже, Твой путь.

* Возможно, аллюзия на текст из Торы («Берешит», 24,65): «Кто этот человек, который идёт по полю навстречу нам?» То же в названии романа М.Шамира «Он шёл по полям». - Примеч. перев.)

Весна на память

Из всех окóн мы взором день ловили этот.

Вот он! Весь в искре сахарной так холоден и нем.

Под звуки труб поставлен он с рассветом

На площадях на обозренье всем.

Как двери настежь, так бы вдруг глаза на миг открыл,

Воззвал к нему, низринулся в него, как в море,

Златые города лучей и солнце, что есть сил,

Тянул, стекло и свет неся в его уборе,

Низвергнулся б за ними с песнею по склону…

Ровняй коней!..

Чу!

Барабаны бьют!

А яблони бегут, весной воспламенённы.

Земля, держи верней в узде весну свою!

Глаза усталые усвоить жаждут зыбкий

Простор его, вобрать всех красок цвет,

По телу девушки бегущую улыбку,

И, как охапку сена, взять в охапку свет.

Душа обожжена касанием случайным,

Вся улица –

Мельканье губ и взлёт ресниц.

Дрожу я, как перрон, где только что промчались

Пространства-поезда, его повергнув ниц.

Ах, мамочка, постой!

Вон –

Голубь над трубой!

Конь в зеркале – огонь!

О город, город мой!

Смех, топот и стекло –

Где разгружу потом?

Свет (всё вокруг светло) –

Кому скажу о нём?

Все скачут, как на бой,

Доспехами блестя.

Вдруг сине-золотой

Зверь прянул на меня

И, вставши на дыбы,

Взял в лапы и несёт,

Как если б свёртком был…

А свет меня грызёт!

Всё вертится вокруг,

И танец глаз так дик,

И слов не стало вдруг…

Ах, мамочка, смотри!

Цирк

Под общий хохот громкий,

Свежа и хороша

Смеётся до галёрки

В тебе моя душа.

Оркестр взорвался миной,

И вздрогнул

Первый ряд.

К трапециям подкинут

Весь в красном акробат.

Смертельный номер дерзкий…

И «Браво!», как обвал.

О цирк,

Восторг мой детский

Доныне не увял!

Как долька в апельсине,

Твоей толпы я часть,

Когда, дрожа, все в пене,

По кругу кони мчат.

Галёрки даль во мраке,

Но все сердца – с тобой.

Прожектор! И, как в драке,

Скорей

Глаза прикрой!

А голуби короной

Под куполом

Кружат.

Балкон против балкона –

Все

Семечки лущат…

И, хоть ещё снаружи

Жар от матрон твоих,

Багаж в фургоны сложен

И храп в конюшнях стих.

Они одиноки

Песней неба, напевом молчанья

зáлит город, до глаз погружённый.

Сквозь прозрачный потоп беззвучный

не пройти одному, не спастись.

Из пылающей золотом сети

смотрят плитки дороги мощёной,

И на грани земли вырастают

даль времён и холодная высь.

Как трезва и чужда их мудрость,

как безмолвие полно, жестоко!

Обезумеет дудка пастушья:

даль бескрайна, а трель коротка.

Только плач, только смех ещё могут

одолеть такую дорогу,

Но без боя падут, без врага.

Из книги «Голубиный город » (1957 г.) Из цикла «Песни о голубином городе»

Вступление

Эти строки родúлись в шуме работ,

Сжавших годы в короткий миг.

Это - время, что строит и создаёт

Город мой, страну и язык.

Это время творить, это время уметь,

Когда каждый рвётся писать.

Не время живым под пальмой сидеть

И мёртвым под камнем лежать.

Ни золы, ни завесы – открыто для всех.