Избранные стихи - [14]
и музы настороженно молчат.
Пусть Марс неумолимо наполняет
долготерпенья чашу до краев,
и пусть на всех дорогах не смолкает
воинственный, неугомонный рев.
О, превращения адара-марта, —
от смеха семени и радости полей
до металлического смеха Марса,
чье триединство — в тайне дикарей:
копье, и волк, и древняя Лилит.
И хищный клюв.
И клык, от крови красный.
Ты так надеялась, душа, но все напрасно —
вновь этот кубок до верху налит!
Перевод М. Квятковской
ЧЕЛОВЕК И ЕГО ЗАГАДКИ[19] /Перевод М. Квятковской/
А загадки его совершенней решений,
и в поступках своих он — предатель, невольный и вольный.
Он бы пел,да не может слагать песнопений,
и высоко на древе качается плод недозволенный.
Он доступен желанью, недоступен для жадной руки!
И, подобно лисе в винограднике, человек изрыгает хуленья:
— Хороши эти ягоды, только кислы и горьки! —
Так бессилие мстит за несбыточность вожделенья.
Он влюбляется в жизнь, — потому, что он в сказку влюблен,
до того, как его постигают беда и страданья, —
ибо вымыслом он силен,
и на вымысел благословлен,
им велик
и проставлен он,
но бессилен и нищ на деянья.
Перевод М. Квятковской
ЛИШЬ ТОГДА[20] /Перевод М. Квятковской/
И я сказал: нет, не сейчас.
И я сказал: когда вернется каждый
из нас на свой порог и в дом войдет,
и с непреложной логикой рассудка
опять на голос отзовется эхо —
тогда
мы этот спор продолжим.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но дотоле
пускай меня не обвиняют, если
не стану отвечать я на вопросы,
и если ночь последует за ночью,
а между ними не настанет дня,
и если стих запросится на волю,
но все слова, подобно мертвым птицам,
полягут под деревьями в саду,
где ночью завязалась перестрелка.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...И я вернулся к своему порогу,
но в дом я не вошел. Слова
летали там, как хлопья черной сажи
над пепелищем.
Перевод М. Квятковской
ПЕСНЯ ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЫ[21] /Перевод М. Квятковской/
То последней страницы печаль наготове —
миллионы готовых к зачатью безмолвий,
и в грядущем — рождение в плоти и крови —
в слове.
Это будни, но в них возникает сиянье
красоты, небывалой досель.
то четыреста долгих недель созреванья —
что пред ними беременность в сорок недель?
То загадка души, что опасности ищет.
То поднялся доныне лежавший ничком.
То на всеми покинутом пепелище
погорелец слагает дом.
Перевод М. Квятковской
СТИХОТВОРЕНИЕ[22] /Перевод В. Корнилова/
Грустно на последней строчке.
Наступает тишина.
Буква в букву, точка в точку
в книге жизнь воскрешена.
Это будни без печали,
это радость дышит вновь.
Через девять лет молчанья —
девять месяцев родов.
Это робких распрямление,
это мужество твое.
Это снова погорелец
роет землю под жилье.
Перевод В. Корнилова
ОТРАЖЕНИЯ /Перевод М. Квятковской/
Колдовские шепоты ветра.
В небе месяца вещая поступь.
Не шелохнутся слабые тени.
Время памяти лишено.
И намек — на день или вечность? —
промелькнул и бесплотно мерцает
в дотлевающем лунном диске,
словно рыбка в банке с водой.
Опрокинутые отраженья —
словно росы на матовых травах,
словно память о днях далеких
словно тонкая зыбь реки...
Перевод М. Квятковской
ЛИСТВА /Перевод М. Квятковской/
Вот дерево растет перед моим окном.
Ты слышишь — тишину запорошили листья?
С ветвей срываясь, лист несется за листом,
как будто бы спеша свершить самоубийство.
Звезд не прибавилось над старою землей
за эту ночь. Они с листвою схожи —
то ль с причитанием, то ль с песенной хвалой
они срываются и исчезают тоже.
Извечный листопад, ты древен, как судьба,
ты слил печаль и смех в круговороте старом.
Мы видим черный дым, когда горят хлеба,
но сердце выжжено невидимым пожаром.
Перевод М. Квятковской
Пусть он упал в дорожный прах...
* * *[23]
Пусть он упал в дорожный прах,
и пусть глаза раскрыть — как пытка,
но это не бессилья страх,
скорей боязнь преизбытка!
Боязнь увидеть все вокруг,
боязнь ушей — услышать слово,
страх губ — издать неверный звук,
и глаз боязнь — заплакать снова.
Страх разума пред высотой
своей: до солнца доберется!
Страх солнца пред самим собой —
ведь ночь родится в чреве солнца.
Перевод В. Корнилова
УРОЖАЙ /Перевод Л. Цивьяна/
«Кто здесь шел? Кто прошел по земле этой старой?..»
1
Кто здесь шел? Кто прошел по земле этой старой?
Это чье дерьмо? Кем трава здесь помята?
Здесь прошел пастух с овечьей отарой,
это овцы роняли орешки помета.
Вы кричите, что это неблагородно.
Я сказал: мое сердце — понесшее поле,
ваши звезды ему — что навоз плодородный.
От кого понесу? Кто войдет ко мне с болью?
От кого понесу я? Безлюбо и серо...
От бушующих соков живых мне невмочь!
Вот убрался мой день, как старик Потифера,
словно тело Зулейхи, жарка моя ночь.
Как Иосиф прекрасный, как в будни надежда,
приходит печаль. "Ляг ко мне — и зачну!"
Но Иосиф рванулся — оставив одежду,
убежал от объятий. Теперь не заснуть...
И Зулейха томится на ложе недобром.
Но земля понесла — семя в лоне живет,
ибо жирный навоз щедро поле удобрил.
Вся земля — огромный женский живот.
2
О земля, я шею гну под ярмо!
Как телица, сгибаю ее неумело.
Где стрекало? Где плуг? Мое поле мертво!
Я вспашу мое поле. Веди меня. Сэлла!
И пусть будет оно даже черство, как камень,
Я не стану завидовать полю соседа —