Избранные стихи - [4]

Да здравствуют твои торжественные тучи,

Дарящие сердцам прохладные ветра

И влажную тоску твоих дождей летучих.

Удушливость песков напала на меня.

(О, дымная земля, гаси свои горнила!)

Я. очень рад тебе, рад, как рожденью дня.

Я жизнь свою волок из адского огня,

Как сука, что щенка в пожаре сохранила.

Когда я тень твою почую над тюрьмой,

Когда в мое окно дождя ударят руки,

Тебе навстречу рвусь, готов нести с тобой

Грома, как топоры, и радуги, как луки.

В лесах твоих дождей, как в древние поры,

Стволы дождя летят, как звонкие поленья.

Затачивай свои стальные топоры!

Да сгинут навсегда все стройные миры,

Да здравствует вовек природы исступленье!

Мне тесно быть в себе, а родина мала:

Восстали на мои студеные истоки

Всей Библии жара, всей Библии хула,

А на мои грехи — все древние пророки

Но, бунтовщик, о ней не позабыть тебе,

Она стоит, как тень, она велит упрямо,

Презрев твои уста, зовущие к борьбе,

И с губ твоих сорвав хваленье Валаама[5].

Коли ее ножом, стрелой сули ей смерть —

Недвижна и крепка, как адская обитель,

Обетованный край и проклятая твердь,

И в ненависти я не враг твой, а строитель!

Текут и дым и кровь! Избранница пустынь!

Иду — твой новый сын — из северных селений

Спеть песнь о красных снах, — иду, твой новый сын,

Нездешним, не твоим помазанный елеем.

Пусть ты еще глуха (внемли мне, о, внемли!),

Пусть голос мой тебе покуда ненавистен.

Свободу я пою народа и земли

И отвергаю мерзость низких истин!

*  *  *

Здесь тропы кличут мне: ступай!

Целуют топи лихорадкой.

И здесь обнажены сердца,

Как будто сабли перед схваткой.

И ты батрачишь от зари.

Печаль за радостью плетется.

Меж двух племен несу судьбу

Походкою канатоходца.

Не ты здесь провела черту

С девизом «разделяй и властвуй», —

Ты хочешь затянуть петлю

На горле нечисти клыкастой.

Затянется петля!

В тот миг

Свой приговор свершит над нами!

Измученная, плачешь ты

Над убиенными сынами.

Охрипла каждая тропа!

— Что натворила ты, Аврора!

И зависть братьев тяжела,

Черна геенна их раздора.

*  *  *

Из глины слеплена упрямая земля.

Твою я осень встретил на пороге.

И одиночество клонилось у дороги,

Где ветер дул, болтая и пыля.

Ты хороша и в дни дождей горючих,

Где блещет молнии набедренный кинжал.

На тронах месяцев твоих — ряды колючек,

Нацеленных для истязанья жал.

Избитый край, колючий, как репей!

Как сможет твой язык таинственный и новый

Ужиться с материнским говором степей

И с языком берез, морозов и дубровы?

Волною перемен разбита жизнь моя.

Я родиною звал совсем иную землю.

И до |тебя я встал со дна небытия,

Перо или резец с достоинством приемля.

Злопамятная, гордая! Мой стих

Наполнит кровью склеротические вены.

Тебе, земля, отдам последний дых, —

Моя душа не ведает измены.

Но благости я не смогу достичь,

Тебе моя суровость не по нраву.

Секи меня — я узнаю твой бич!

Ну что же, мой кулак работает на славу!..

*  *  *

Твои пути велят мне: стой!

Инстинкт велит клониться долу.

Но вы мне братья: ты простой

Сын Палестины, сын Сидона[6].

И пусть пути кричат мне стой,

Я не могу клониться долу.

Мы пели вместе по ночам

И на заре твой сон хранили.

Плечом к плечу по кирпичам

Мы складывали песнь о мире.

Мы пели вместе по ночам

И на заре твой сон хранили.

И кто вражду в нас растравил?

И братья мы не по крови ли —

Ты, Исаак, ты, Исмаил[7],

Что землю потом здесь поили?

И кто вражду в нас растравил?

И братья мы не по крови ли?

Нас голод мучил, ветер сек.

Но мы — в боренье неустанном.

Сошлися Запад и Восток

Здесь, в этом Негеве[8] песчаном.

Нас голод мучил, ветер сек,

Но мы в боренье неустанном.

Ты по строительным лесам

Взбегаешь, быстрая, живая.

Земля грядущего, я сам

Тебя отчизной называю.

Ты по строительным лесам

Взбегаешь, быстрая, живая.

Тебя провижу я в цвету,

В расцвете дружбы и богатства:

Осуществленную мечту —

Народов равенство и братство.

Тебя провижу я в цвету,

В расцвете дружбы и богатства.

*  *  *

В твою я бронзу, осень, колочу!

Исходит ветер песнью нелюдскою.

Ночь жаждет гибели, надобно палачу.

Ты придержи пока зарю рукою.

Я должен этой родине сказать,

Что если даже с нею не полажу,

Я буду также биться и дерзать

И должен за нее стоять на страже.

А если будет так, что слягу под

Одной из скал, совсем теряя силу,

Я памятник из камня всех свобод

Себе воздвигну над могилой.

И пусть запечатлеется навек

Начертанное коротко и строго:

«Жил в Ханаане тихий человек,

Однажды ночью поразивший бога,

За то что бог застлал ему дорогу».

1931

Перевод Д. Самойлова

ЧУЖОЙ

Я не пел «аллилуйя» и «Как хороши»[9],

Мои песни не лгут, не лукавят,

И пусть хором

Другие поэты в тиши

Твой навоз воспевают и славят.

Ты молитв у пустого все ждешь алтаря,

Но   колючих   стихов   моих   ношу,

Как терновый венец свой, рукой бунтаря

Я в лицо желтой родины брошу!

А когда бредовую горячность лица

Охладит тебе стих мой жестокий,

То припомнишь ты образ изгоя-певца,

Что парил в твоем небе высоко.

Вспомнишь, как он с голодной улыбкой без сил

По дорогам бродил, словно Каин,

Как лиловое пекло хамсина гасил

Красной влагою лоз у окраин.

Как пылал он и видел в кровавом вине

Отраженья волнений душевных

И на плешь головы твоей градом камней

Низвергал вдруг лавину слов гневных.

Невзлюбил он

Завалы глухой тишины

На долинах страны безотрадной,

Злое солнце,

Что тело земли с вышины