Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс - [53]

— Здесь никто не похоронен, — объяснил зеленый «глаз Гора». — Вы увидите заброшенную кладовую скульпторов, давно зашедших за горизонт. Готовьтесь...

Слуги добыли огня и зажгли фитили. Один из них освещал путь Кару. За ним шли Хену, Сеп, Хеси. Замыкал шествие везир. Пробирались осторожно, порой, когда факельщик уходил вперед, — на ощупь, чтобы не зашибиться и не упасть.

В мастерской при виде Аписа везир ахнул от удивления: происходящее воспринималось им как сон. Облегченный вздох вырвался из груди Хену. Хеси в изнеможении оперся о стену, чтобы не упасть. Сеп окончательно лишился речи.

— Вот смотри, — сказал Кар, поворачиваясь к везиру. — Это скульптура давно умерших мастеров, а не Хеси. Ее похитили отсюда, поставили в храме Птаха, а она — вернулась... Нельзя обманывать ее!

— Но кто? Кто взял Аписа из его дома?

— Спроси у Аписа, — предложил Кар. — Спроси у самого Аписа. Скажи, Священный: кто похитил тебя?

— Мастер Сеп, — сурово ответил Апис.

Чувствовалось, что алебастровый бык только начал свою речь и намеревается сказать немало важного для собравшихся. Но тут тяжелое тело Сепа грохнулось на пол.

И уже не только везиру, но и остальным присутствующим в общем картина стала ясной. В тени остались лишь некоторые детали. В этом помог Хеси.

Вельможа упал на колени перед везиром, с жаром поцеловал его сандалии, поднял к нему свое орошенное слезами раскаяния лицо и негромко, но отчетливо заговорил:

— Прости, Иунмин, прости... Наш земной путь недолог, но неровен... Сеп обнаружил эту мастерскую, Хранитель истины, но я до сих пор не знал этого! Теперь я тоже понял: этот Апис — творение древнего неизвестного мастера. Я же думал, что его сработали камнерезы Сепы...

— Но ты говорил, что это твой Апис, — напомнил везир.

— Каюсь, говорил. Тщеславие едва не сгубило меня. Я приобрел фигуру у Сепа, чтобы порадовать Хем-ефа.

— Себя тоже, — закончил везир, движением руки прекращая эту сцену и направляясь к выходу.

Слуги подобрали бесчувственного Сепа, Хену побрел с ними. Кар удовлетворенно улыбнулся и подмигнул Апису...

...Пройдет несколько дней — и Сеп будет запираться и клятвенно заверять, что он не виновен, никогда не был до того рокового вечера в подземелье, что не покушался на жизнь смотрителя пирамиды Нефр-ка, но показания алебастрового Аписа, уличающее признание Хеси и рассказ отца Кара — все вместе окончательно убедят царя.

Хефрэ сослал Сепа в южные каменоломни, разумеется, после плетей. Совсем легко отделался Хеси: на этот раз Хем-еф ощутил тепло родственной крови и простил «шалости» своего троюродного брата. Больше того, наказал молчать всем посвященным.

Однако добрый Нефр-ка посчитал себя отмщенным, и теперь его рана стала затягиваться быстрее. Посему они с Каром оторвали головы десятку гусей и преподнесли их в жертву славной богине Маат.

Будущее покажет, что жертва эта была принята Повелительницей Истины благосклонно.

2

Слухи о том, что скала в Городе мертвых, ранее предназначенная на слом, будет жить в образе льва с головой царя Кемта, просочились в среду мастеров еще до объявления царского указа. Когда же Анхи принялся набирать строителей — известие проникло и в лачугу бедноты.

В короткий срок было призвано пять тысяч камнерезов и землекопов, разбитых на отряды по двести пятьдесят человек. Каждый отряд состоял из «десяток», то есть бригад по десять человек. Возглавил их друг Анхи, пятидесятилетний Тхутинахт, — замысел Мериптаха вдохновил его.

— Смотри, — сказал он Анхи, — до сих пор строил я дома вечности для вельмож. Хорошее дело. Но теперь понял я, что Тхутинахт не может умереть, пока не родится Шесеп-анх!

Не рискуя до возвращения Мериптаха приниматься собственно за скульптуру, Анхи приказал углубить и расширить ров вокруг скалы. Ведь будущий Шесеп-анх вырубался в склоне пологого холма, идущего от пирамид к Хапи. Значит, надо освободить по бокам «тела» будущего льва, пока намеченного вчерне, достаточно пространства, чтобы Шесеп-анх казался сидящим на ровной просторной площадке.

— Смотри, Анхи, — настаивал Тхутинахт, — камень, изымаемый нами, можно обтесывать в плиты для наращивания передних лап льва.

— Так, Тхутинахт, — кивнул Анхи. — Сын моей матери Мериптах точно говорил мне об этом, ошибки не будет. Готов камень!

Тхутинахта обучили грамоте еще в юности, но он не любил писать, предпочитая расчеты в уме. Поэтому Анхи пошел с ним на строительную площадку и показал, как и где должны проходить ее границы.

Планирование и расстановка рабочей силы — привычное занятие для Тхутинахта. Но почему-то сейчас он все внимание направил на расширение площадки до нужных размеров. Анхи не вмешивался — он хорошо знал своего верного помощника.

С восходом солнца строительную площадку окутывало облако пыли, оттуда доносились неумолкаемый грохот кувалд, и стук молотков, и зычные голоса десятников. Юго-восточную часть площадки Тхутинахт отвел под круг для экзекуций.

Рука Тхутинахта твердая, как и его принцип: «Человек с ласковым взором убог». Поэтому бывали дни, когда в круге нерадивые выстраивались в очередь, а «нравоучительная» бригада едва успела обеспечивать себя пучками папируса и измочаливать их о спины нуждающихся в поучениях.