1
В системе нашей солнечной, Меж Марсом и Венерою, Одна планета движется, И на планете той
Есть городок заброшенный, Углом Медвежьим прозванный; Его на карте Зуева, Пожалуй, не найдешь.
Тот городок не тронули Прогресс с цивилизацией, И даже в дни холерные Проникнуть не могла
Через трущобы темные, Лесистые, болотные Туда и эпидемия… Не город — благодать!..
Как у Христа за пазухой, Исправник жил с исправницей, И часто дело правила Супруга за него.
У них-то рос сын-недоросль, Сорвиголовым прозванный, Как травка подзаборная На солнышке растет.
Ни в мать и ни в родителя, А в молодца проезжего; Учиться не учился он, А был куда смышлен.
На серую медведицу Ходил с одной рогатиной, А спор начнет — так "батюшку" Мог с толку разом сбить.
Когда Сорвиголовому Лет двадцать с годом стукнуло, Пришел к отцу он с матерью И молвил старикам:
"Задумал думу крепкую Я, милые родители, Живу немало в свете я, А горя не знавал.
Хочу я с "лихом" встретиться, Хочу беды попробовать; Их в жизни не знаваючи, Какой я человек?
Пустите же, родимые, На все четыре стороны. Домой вернусь, за ум возьмусь, Помощник буду вам".
Исправник и исправница Подумали, поохали, Да видят — делать нечего, Не удержать сынка.
Благословили малого; Снабдил казной отец родной, Родная мать советами, И след его простыл.
II
Сорвиголовый за город Выходит в поле чистое, Идет и озирается, А Глупость тут как тут.
Известно, что без глупости, Как старику без посоха, Старухе без ворчливости, Без алой ленты девице,
Без песни парню доброму, Иль пьянице без сткляницы, Нельзя ступить и двух шагов На матушке Руси.
Подходит Глупость, чванится, Кричит Сорвиголовому: "А кто ты, добрый молодец?" — Зовут меня Никто,
Ответил сын исправника. А как тебя-то кликать мне? — "Я- Глупость всероссийская! Я десять сотен лет
Живу в твоем отечестве. Видала Гостомысла я, Встречалась и с Погодиным". — А лихо в мире знала ты? — "Да лихо я сама!"
И стала Глупость хвастаться, Что держится вселенная Лишь только ей единственно: "Всему я голова!
Где двое собираются, Там я наверно третий гость, И место мне почетное Отводится везде.
Народ мучу я одурью, Вожу я за нос сытого, Едой дразню голодного, И все мне трын-трава.
Ослиному терпению Учу я пролетария, Отца на сына уськаю, А жен на их мужей.
Лихой бедой для каждого Лежу я поперек пути, И сам ты, добрый молодец, Мне в лапы попадешь".
Чем дальше Глупость хвасталась, Тем больше раскипалася Душа Сорвиголового, И зло его взяло.
И вот, недолго думая, Дубинкой здоровенною Непрошеную спутницу Он начал угощать:
— Лихой бедой не хвастайся, Не суйся людям под ноги, И чтоб меня ты помнила, Помну тебе бока.
Лишь свист идет по воздуху, Удары градом сыплются, И взвыла Глупость по полю: "Спасите! Караул!"
На крик ее сбегаются С поляны парни с косами, С цепами девки красные. "Кто бил тебя?" — галдят.
"Никто!" — взревела Глупость им, И парни в свою очередь На Глупость опрокинулись: "Чума тебя возьми!
Никто тебя не трогает; Чего же ты ревешь?" И сильно эту странницу Избили мужички.
Сорвиголовый далее Идет и ухмыляется, А Глупость сзади тащится, Кряхтит и говорит:
"Постой же, добрый молодец! Походишь и умаешься, Узнаешь, чем свет держится: Тебе я удружу!
Постой же, добрый молодец! Узнаешь, что лихой беды Без глупости на свете нет; Поклонишься ты мне!
Еще с тобой сквитаемся. Не первый, не последний ты, Которому подставила Я ногу на пути".