Избранные рассказы - [5]

Он затянулся в последний раз. Погасил сигарету и отбросил окурок. Взглянул на безмятежно спящих соседей по палате. Натянул на лицо простыню и умер.

Сцена на базарной площади

На базарной площади Шуш было многолюдно и шумно. Яркое послеполуденное солнце, казалось, беспощадно обнажало тайную суть всех и вся. Хотя движение было менее интенсивным, чем по утрам и вечерам, нескончаемый поток автомобилей пересекал и огибал площадь.

На улицах, выходящих на площадь, выстроилось множество двухэтажных автобусов. Ярко-красный цвет их высоких бортов резал глаза. Фыркали моторы, выбрасывая в воздух клубы дыма. Тротуары заполонили тележки лоточников с вареной свеклой и репой, разноцветными леденцами, среди которых было больше розовых и красных, с подносами, полными белых круглых ноглей[3] и фисташек. Крупные, раскрывшиеся фисташки, их называют «смеющиеся», лежали отдельно, и их продавали дороже. Индийский миндаль, аджиль[4], пересыпанный мелким кишмишем, — по три риала[5] за сир[6]. Тут же на примусе кипели бобы.

На залитой маслом и мазутом площадке возле бензоколонки, что на углу базара, шумели и ругались водители автобусов и автомашин, стараясь влезть без очереди. Получив наконец бензин, они расходились. Велосипедисты лавировали между машинами и людьми, неистово трезвоня и осыпая насмешками нерасторопных водителей и пешеходов, а те отвечали им бранью.

С другой стороны площади, на вытоптанном пыльном пятачке, собралась толпа посмотреть марэке[7]. Время от времени кто-нибудь из зрителей произносил салават[8]. В одном из тихих уголков площади, около осыпавшегося арыка, в котором темнела зловонная жижа, остановились мужчина и женщина.

Женщина — высокая и худая. На ней обтрепанная по краям темно-синяя полинявшая чадра с рисунком из мелких белых полумесяцев, похожих на обрезки ногтей. Будто кто-то, вернувшись из бани, расстелил синюю чадру на земле и постриг на ней ногти. У женщины длинное, костлявое, все в морщинах лицо с узким подбородком, словно вытянутое под тяжестью большой гири. Мужчина — маленького роста, плотный. У него тучное дебелое лицо, которое так и хочется пощупать руками, чтобы удостовериться в мягкости пухлых щек.

Мужчина вцепился в край узелка, который держала в руках женщина. Они стояли молча и неподвижно, с безразличными лицами и походили на супружескую пару, собравшуюся разводиться.

Возле остановился тощий человек с впалыми щеками, поросшими черной и такой жесткой щетиной, что, казалось, об нее можно уколоться. По внешнему виду торговец, скорее всего лоточник.

— Что же вы собираетесь с ней делать, Хаджи-ага[9]? — спросил он коротышку.

— Известно что. Сдам в полицию. Пусть в каталажке посидит. Это ей не город Херт[10]! Не воровской притон! А закон на что, а вера?!

Женщина молчала.

— А как вы догадались, что это ее рук дело? — спросил лоточник.

— Я разложил яйца кучками. Она подошла, стала мне зубы заговаривать, а после смотрю, в одной кучке не хватает яиц.

— Ай да молодец, Хаджи-ага! — засмеялся тощий лоточник.

Женщина не слушала их. Она с тревогой смотрела на приближавшегося дворника, маленького, щуплого человечка, похожего на гнома или младенца, с густой черной бородой. Он держал руки в карманах широченных шаровар и поэтому издали казался квадратным.

— Что случилось? — спросил дворник.

Никто ему не ответил.

— Да отпустите вы ее, ради бога! Дьявол ее попутал… — начал он, догадавшись, в чем дело.

Хаджи бросил на него угрожающий взгляд. Дворник сконфуженно умолк.

— Что значит «дьявол попутал»? Почему он меня не путает? — возмутился Хаджи. — Правды ложью не прикроешь. В день Страшного суда не соврешь! Хорошо, я ее отпущу, а как она оправдается перед Аллахом?

Тут Хаджи заметил господина с большим портфелем в руках, в белом плаще и темных очках и, когда женщина попыталась выдернуть узел из его рук, громко завопил, стараясь привлечь его внимание:

— Погоди, абджи[11]! Надо разобраться! — Хаджи оглянулся по сторонам. — В этой проклятой дыре полицейского-то не сыщешь!

— В чем дело, ага? — спросил, подходя к нему, господин в очках. В ответ Хаджи, сунув руку в карман, извлек из него три крупных куриных яйца и торжествующе произнес:

— Вот они! Я зря говорить не стану!

— Да, нехорошо! — сказал господин в очках. — Но… может, ее голод или нужда заставили. Вы уж простите бедняжку.

— Что значит «голод или нужда заставили»? — вскричал Хаджи-ага. — Какое мне дело до ее голода! Я что, обет дал кормить всех божьих тварей на земле? У меня не благотворительное общество! Я простой торговец и товары свои бесплатно не раздаю!

Женщина, не пытаясь больше выдернуть узелок из рук Хаджи, натянула платок на голову и съежилась.

— Все это так, Хаджи-ага, — вступился лоточник. — Да только будьте милостивы, отпустите ее! Не срамите глупую бабу.

Хаджи сердито насупился.

— Глупая? А украсть ума хватило! Как стирать, убирать, прислуживать, так все они глупые, немощные да нерасторопные! А в этих делах — ловкие! Умнее нас с тобой!

— Хаджи-ага, этот господин прав, — поддержал тощего лоточника дворник, — бросьте вы эту затею.

Хаджи-ага хотел было оставить его слова без внимания, но последняя фраза его задела.