Избранные работы - [70]

Но что же, однако, из всех этих идей вошло как прочное достояние в работу школы, народного воспитания вообще?

Люди того времени проявили огромный интерес к предприятию Песталоцци; многие выдающиеся люди восприняли его идеи с величайшей серьезностью и самыми чистыми намерениями и основательно продумали их теоретически с ним вместе или отдельно; старались приложить их к делу и затем широко распространяли их. Например, во Франкфурте дело Песталоцци приобрело также значительных приверженцев. Образцовая школа Грунера выросла из идей Песталоцци. Дистервег познакомился с ними там. Этот человек сделал впоследствии, быть может, больше всего для того, чтобы удержать дух Песталоцци в школах Пруссии и Германии. Вообще многое из учения Песталоцци перешло тысячами путей в школу. Песталоцци постоянно изучается в семинариях; каждый год широкие круги немецких учителей и учительниц чествуют память Песталоцци, не говоря уже о большом его юбилее в 1846 и 1896 годах.

И тем не менее, если мы спросим, одержали ли в действительности идеи Песталоцци победу в наших школах, а тем более – осуществились ли его еще более широкие идеи основания и проведения действительно охватывающего весь народ социального воспитания, то мы должны с грустью ответить отрицательно: нет, все это осталось неосуществленным.

Конечно, положение школьного дела в настоящее время в сравнении с тем, каково оно было до Песталоцци и сразу вслед за его уходом, обладает с внешней стороны – да и не только с внешней – многими блестящими достоинствами: прежде всего у нас введено действительно всеобщее обучение, по крайней мере в том смысле, что ни один ребенок или почти ни один не остается необученным. Удивительно, что Песталоцци ни разу не подчеркнул необходимости проведения действительно всеобщего государственного обучения, что он недостаточно энергично требовал проведения общности народных школ в том смысле, чтобы те же самые элементарные школы посещались без различия детьми всех классов народа, т. е. чтобы для более состоятельных не устраивались особые школы. Во всяком случае, можно сказать, что это требование соответствует духу Песталоцци. Но вообще весь вопрос государственной организации народного обучения мало интересовал его. Более того, идеи эти были восприняты нами из Франции, у Французской революции, в тот момент, когда в самой Франции они потерпели тогда неудачу.

Только во времена Третьей республики французы, в свою очередь подгоняемые примером Германии, снова вернулись к ним. Но Песталоцци до конца не мог преодолеть своего глубокого отвращения к внешнему механизму предписанной государством и опекаемой им школы. Хотя он позже и не повторяет почти пренебрежительных суждений из ранней поры своей деятельности, окрашенной влиянием Руссо, хотя он со времени Бургдорфа и Ифертена стал проявлять более решительный интерес к школе, как и она начала интересоваться им, тем не менее он едва ли когда-либо работал непосредственно для нее и с мыслью о ней. Он, очевидно, боялся духа опеки, боялся тысячи требований, которые предъявляются к школе – извне церковью, государством и обществом и делают ее яблоком раздора между различными партиями, отнимают у нее свободу саморазвития, что было для него самым высшим благом, и обращают ее в принудительное учреждение, что и произошло в значительной мере в действительности.

Таким образом, о духе Песталоцци в наших народных школах и в нашей национальной системе образования можно говорить только с большим ограничением. Дух Песталоцци – это прежде всего дух свободы, а что этот дух в настоящее время господствует всюду в нашей общественной системе образования – это станут утверждать, вероятно, немногие. Нельзя сказать, чтобы он вымер совершенно: он, без сомнения, жив как раз в большей части учителей. Но он держится там с трудом, вопреки тысяче парализующих влияний. Мы только медленно начинаем снова пробиваться к более свободному режиму. И хорошо, что есть за что бороться и к чему стремиться, потому что в борьбе и стремлении находишь прежде всего самого себя и ощущаешь силу и благодать собственной активности и бодрости. Во всяком случае, именно это, до сих пор слишком несвободное, состояние нашей общественной системы образования является настоятельным побудительным фактором к дополнению ее свободной, совершенно добровольной работой над народным образованием, как показывает ваш союз, взявший достойным образом в свои руки это дело. Особенно здесь может и должен господствовать дух Песталоцци, дух свободы самостоятельно поднимающегося и ответственного дела, а вместе с ним и дух общественности, считающийся с данными хозяйственными и политическими условиями, но всегда однако же – исходя из духа и воли индивида и стремясь пробудить безусловную самостоятельность мышления, воли и творческой работы. Таким образом, мы хотим, конечно, действовать в «социальном» духе, но точно так же, как его понимал Песталоцци, – в духе свободней общественности, а следовательно, и в духе личности, индивидуальности. Работа в целях образования должна быть освободительной работой, но освобождать может только тот, кто сам свободен.