Избранные произведения в трех томах. Том 3 - [18]
— Тимофеич, Тимофеич! Привет! — Прямо через литейный двор, перешагивая через желоба, к рабочей площадке шел директор завода Чибисов. Он подал руку Платону Тимофеевичу, Искре, горновым, которые устроили перекур перед тем, как начать разделывать летку для выпуска металла, отвел обер–мастера в сторону. — Слушай, ты знаешь этого типа — Крутилича?
— Крутилича? — Платон Тимофеевич взял в горсть свои усы. — А кто такой?
— Понимаешь, звонит секретарь горкома, Горбачев, говорит: «Что у вас там с централизованным ремонтом в доменном цехе?» Что у нас, Тимофеевич, с этим централизованным ремонтом?
— Так ведь сам же знаешь, Антон Егорович, что. Два года, как мы решили поработать без него, экспериментально. И министерство с этим согласилось — в порядке опыта. И результаты хорошие. А Крутилич тут при чем?
— Я понял так. Крутилич пришел к Горбачеву, нарасписывал про централизованный ремонт, про ремонтно–монтажный цех, который должен бы вести все ремонтные работы, сказал, наверно, что мы его предложением зажимаем. Ты не зажимал, а?
— Вспоминаю, — сказал Платон Тимофеевич. — Точно, заходил сюда раз или два со студентами один ниженер. Он из техникума?
— Из техникума.
— Мы что–то такое тут делали, ремонт какой–то. Он и говорит: «Отвлекаетесь от прямых своих дел, ремонт вам обуза». Ничего, говорю, справляемся. Потом пришел ко мне с проектом возврата к РМЦ, выдавая его за свое открытие. Я объяснил ему что к чему. Он к начальнику цеха сходил. Тоже, видать, от ворот поворот.
— Вот и у меня он, вспоминаю, был. Не помню в точности, но, должно быть, и я от него отмахнулся.
— Вот люди, вот люди! И слов не хочет понимать, и в дело не вникает, а прицепился к одной формалистике.
— У каждого своя точка созерцания мира и своя правда.
— Горбачев разберется. Он, верно, не металлург — строитель, хорошо его помню. Он мартеновский цех строил, прорабом был. Еще знаешь когда? В тысяча девятьсот тридцатом, аккурат четверть века прошло. В землянках жили. На месте прокатки тогда еще камыш шумел. Утки пролетом перепутье устраивали.
— Значит, что? — спросил Чибисов. — Не обращать внимания на этого Крутилича?
— А ты, Антон Егорович, подыми для верности архив. Там есть полное обоснование, почему мы от централизованного ремонта отказались. Будешь при оружии.
— Ладно, подыму. Хочешь сигару? — Чибисов извлек из кармана пиджака два длинных коричневых веретена, туго скрученных из темных табачных листьев. — Смотри марку: «Веб Нортак табакфабрикен. Нон плюс ультра». Выше, как говорится, некуда. Кусай этот конец, выплевывай, теперь бери другим концом в рот. Вот спичка… Тяни, тяни сильнее! Что? Дерет? Это, брат, настоящее доменщицкое курево!
Он был доволен, сам потягивал крепчайший сигарный дым и с сочувствием следил за тем, как трудно с непривычки дается это Платону Тимофеевичу.
— Слушай, — сказал он. — Из мест не столь отдаленных возвратился по амнистии инженер Воробейный, был вчера у меня. Доменщик. Возьми к себе, а?
— Воробейный? Вернулся? Да ты знаешь его или нет, Антон Егорович?
— Откуда же я его буду знать? Из бумаг только. Я до вас далеконько, в Запорожье, работал. Ваших довоенных кадров не знаю.
— Зато мы знаем. Воробейный у немца остался, когда мы отходили. Это еще, допустим, ладно. Не он один оставался. Отец мой вот, Димка — брат. Да мало ли! Но он, этот Воробейный, не просто остался. Он на немца работал. Хотя это, конечно, тоже еще не все. Другие тоже работали, кого на завод согнали. Но он — особенное дело. Он, подлец, добровольно печи им восстанавливал.
— Ну, видишь ли, Тимофеич, что было, то было, да и быльем поросло. Человек свое получил, не век же его казнить. В общем, мы обязаны обеспечить инженера Воробейного работой. Пошлю к тебе, а?
— Некуда ко мне! — решительно ответил Платон Тимофеевич. — Не посылай. Весь штат полный. Не возьму. А пошлешь — увольняй меня к такой–то Фене!
— Чего ты разгорячился? Давай рассуждать спокойно.
— Спокойно! У меня батьку родного вот тут, в скиповой яме, замучили. Люди говорят, узнать было нельзя. А инженер Воробейный в это время разносолы с немецких столов получал.
Чибисов хотел взять Платона Тимофеевича за локоть, тот отдернул руку, отшатнулся от него.
— Не трожь ты меня, не касайся!
Он ушел с рабочей площадки, шагал, сам, наверно, не ведая куда.
Чибисов покачал головой, постоял–постоял, глядя ему вслед, и отправился обходить сложное доменное хозяйство. Он спустился и в яму, откуда на колошник домны подается шихта в скиповых тележках. Там на вагоне–весах, отвешивая и загружая в тележку руду, кокс, известняк, работал худощавый пожилой машинист. Чибисов его не знал.
— Здравствуйте, — сказал он, подавая руку машинисту.
— Здравствуйте, — ответил тот.
— Ну как дела? Что мешает? Чего не хватает?
— Сами чуете, жарища какая.
— Чую, дорогой, в пот бросает. Поскорей бы на волю отсюда.
— Ну, а я целый день здесь жарюсь.
Вагон–весы, позванивая, катался от бункера к бункеру, забирал из них материалы в заданных пропорциях, сыпал в тележку скипа.
— Подумали бы, товарищ директор, как с жарищей бороться, — продолжал машинист, управляя этой работой. — Насчет агломерата думать надо. Он горячий, от него и несет. Без того тут, в такой норе, не сладко, а через жарищу эту и вовсе гроб нам, сердешным.
Роман «Журбины» хорошо известен советскому читателю. Он посвящен рабочему классу, великому классу творцов. В нем рассказывается о рабочей династии кораблестроителей, о людях, вся жизнь которых связана с любимым делом, с заводом, который стал для них родным. В образах героев романа писатель показывает новый тип советского рабочего человека с его широким кругозором, принципиальностью, высоким чувством ответственности за свое дело.
В эту книгу включены самые важные произведения последнего коммуниста советской литературы. Это – статьи и речи писателя и мыслителя, написанные от первого лица, без компромиссов. В них – его кредо. Всеволод Кочетов едва ли не первым увидел, что Советскому Союзу угрожает опасность не только с Запада, но и от внутренних врагов – либералов-западников и консерваторов-монархистов. Кочетов вскрывал предательство интеллигенции, отказавшейся служить делу строительства коммунизма, забывшей об интересах пролетариата, которому они формально клялись в верности.
Книгу известного советского писателя Всеволода Кочетова составили повести: «На невских равнинах» (о ленинградских ополченцах), «Предместье» (о содружестве фронтовиков и тружеников тыла во имя победы над фашистскими оккупантами), «Профессор Майбородов» (о созидательном труде бывших воинов в первые послевоенные годы), и другие произведения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Старого рабочего Семеныча, сорок восемь лет проработавшего на одном и том же строгальном станке, упрекают товарищи по работе и сам начальник цеха: «…Мохом ты оброс, Семеныч, маленько… Огонька в тебе производственного не вижу, огонька! Там у себя на станке всю жизнь проспал!» Семенычу стало обидно: «Ну, это мы еще посмотрим, кто что проспал!» И он показал себя…
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.