Избранные произведения в одном томе - [1031]

— И тогда вы раскопали Бертелли?

— Ты прав. Его род вот уже двадцать поколений служит человеческой смазкой. Он — наследник великой традиции и имеет международную известность.

— Я что-то никогда о нем не слышал. Может, Бертелли — это его вымышленная фамилия?

— Нет, настоящая.

— Тогда я просто не узнал этого человека, — сказал Кинрад. — И не я один. Весь экипаж. Что-то не вяжется с международной известностью. А может, он изменил внешность, сделав пластическую операцию?

— Ты прав, он действительно изменил внешность, но вся операция заняла у него не больше минуты.

Встав, Бэнкрофт протопал к шкафу с документами, открыл дверцу и порылся в нескольких папках. Достав наклеенную на картон глянцевую фотографию, он бросил ее на стол.

— Бертелли понадобилось всего-навсего умыться.

Со снимка на Кинрада смотрело густо покрытое белым гримом лицо. На высокой накладной макушке торчала остроконечная шляпа. Нарисованные кустистые брови изгибались в нескончаемом удивлении. Вокруг печальных глаз россыпью лежали искусственные веснушки. Картину дополнял нос луковицей, ярко-красный рот до ушей и кружевной воротник.

— Это же клоун! Паяц!

— Двадцатый по счету паяц в их роду, — подтвердил Бэнкрофт. — Истинная находка для нашего мира.

Кинрад ещё раз всмотрелся в фотографию.

— Можно, я возьму ее себе?

— Конечно. Я в любое время могу сделать хоть тысячу отпечатков.

Выйдя из административного центра, Кинрад застыл на ступеньках: человек, занимавший его мысли, отчаянно пытался поймать наземное такси.

В руке у Бертелли болталась бесформенная, наспех собранная сумка. Он шёл, как на расхлябанных шарнирах, нарочито высоко задирая ноги в больших башмаках. Шею Бертелли выпятил вперёд. Все его лицо выражало ожидание какой-то беды.

Сколько раз во время полета, когда Кинрад глядел на позы и жесты Бертелли, у него возникало мимолетное ощущение чего-то очень знакомого. Теперь, после разговора с Бэнкрофтом, он сразу же узнал классический номер всех клоунов, когда по засыпанной опилками арене тревожно мечется коверный. Законы жанра требовали, чтобы Бертелли то и дело оборачивался, поглядывая через плечо на парящий в воздухе скелет, привязанный к нему длинной веревкой.

Бертелли поймал такси, одарил водителя идиотской улыбкой, швырнул в кабину сумку и вполз сам. Машина рванулась с места, выплевывая парные облачка выхлопных газов из спрятанных под днищем трубок.

Кинрад стоял, рассеянно глядя на устремленные к небу космические корабли и на само небо. Земля казалась ему огромной сценой, на которой каждый мужчина, женщина и ребёнок играли свою удивительную и необходимую роль. И управлял всем этим спектаклем клоун. Он смеялся, сокрушался по пустякам, мастерски гасил всплески враждебности и в корне уничтожал конфликты, доводя их до абсурда.

Если бы пришлось подбирать экипаж для очередного полета, думал Кинрад, я вряд ли сумел бы найти лучшего психолога, чем Бертелли.

Я — ничто

— Пошлите им ультиматум, — проскрипел Дэвид Корман.

— Да, сэр, но…

— Но что?

— Это может привести к войне.

— И что с того? — осведомился Корман.

— Ничего, сэр, — оправдывался его собеседник. — Я лишь подумал…

— Вам платят не за то, чтобы вы думали, — язвительно оборвал Корман. — Вы должны лишь выполнять приказы.

— Конечно, сэр. Вне всякого сомнения. — Собрав свои бумаги, подчиненный торопливо отступил к двери. — Я подготовлю ультиматум для Лани.

— И поторопитесь! — Положив руки на изысканно украшенный стол, Корман смотрел на закрывающуюся дверь. Затем он фыркнул. — Подхалим.

Да, он окружен подхалимами, трусами и слабаками. Со всех сторон — бесхребетные ничтожества. Они готовы прыгать по его команде и вилять хвостом. Они фальшиво улыбаются, соглашаются с каждым его словом, кланяются с преувеличенным почтением, которое маскирует страх.

Естественно, все это происходило не без причины. Дэвид Корман обладал силой. Силой громадной, можно даже сказать, абсолютной. Массивное тело, тяжелые челюсти, кустистые брови и жесткие серые глаза. Он казался обладателем неизмеримой мощи — интеллектуальной и физической, — коим и являлся.

И очень хорошо, что он именно таков. Слабые должны уступать место сильным — это закон природы. И весьма разумный закон. Кроме всего прочего, Морсайн нуждался в сильном человеке. Долг Морсайна перед самим собой заключался в том, чтобы стать сильным за счёт слабых. Следуя закону природы.

Жесткий большой палец нашёл кнопку на письменном столе, и Корман сказал в миниатюрный серебристый микрофон:

— Немедленно пришлите ко мне командующего флотом Роджерса.

Послышался стук в дверь, и хозяин кабинета резко произнёс:

— Войдите.

Когда Роджерс приблизился к столу, Корман сообщил:

— Мы готовим ультиматум.

— Вот как, сэр? И вы полагаете, что его примут?

— А это не имеет ни малейшего значения, — заявил Корман. — Все равно будет так, как хотим мы. — Он бросил на Роджерса тяжелый взгляд: — Мой приказ выполнен? Флот готов к сражению?

— Да, сэр.

— Вы уверены? Все проверили лично?

— Да, сэр.

— Очень хорошо. Вот следующий приказ: флот обеспечит прибытие на Лани парламентера с нашими требованиями. На размышление правительство Лани получит двадцать четыре часа.