Избранные произведения в одном томе - [1455]

Зубы Салли стучали.

— Н-но я больна. Я вык-ключила свет, чтобы заснуть, и… увидела, как моя рука светится. Я встала и подошла к зеркалу, и м-мое лицо…

Она потушила свет в кабине. Слабо мерцали циферблаты приборов. И Салли тоже. Ее лицо, шея и руки эфемерно светились. Это делало ее похожей на ангела — и пугало. Из-под тонкой сорочки, в которой она собиралась лечь спать, тоже исходило еле уловимое сияние.

Бену не удалось сдержать возглас изумления.

— Я… думала, — со слезами выдохнула Салли, — что мы… будем счастливы, потому что… никто не станет мешать нам, раз м-меня считают мертвой. Но я не знала, что умру, как только встречусь с тобой… — Бен взял ее за руку. Она инстинктивно отпрянула, но затем прильнула к нему. — Ты н-не можешь заразиться, — рыдала она. — Обними меня, Бен. Я н-не хочу умирать, когда я сбежала к т-тебе насовсем…

Тем временем члены Галактической комиссии проводили исследования, результаты которых должны были использоваться в практике межгалактической колонизации. Они наводнили планеты научными станциями, а далеко за пределами Галактики разместили подверженные немалому риску лаборатории, где люди раздвигали пределы знаний физики звезд, чтобы их последователи могли путешествовать по Вселенной и, возможно, со временем понять и объяснить ее. Члены комиссии также руководили изучением эндокринного баланса человека в молодом возрасте, так что в результате слово «старость» в словарях стали отмечать как «устаревшее». Но в тот же день, несмотря на прибыльность, были закрыты рудники на Тотмесе-II. Некий чиновник из службы администрации обнаружил изъян во фрахтовых документах космической линии, ведущей к Тотмесу-II. В них не было разрешения на перевозку минерального сырья. В результате рудник терпел убытки и балансировал на грани банкротства, а сто двадцать тысяч горняков оказались отрезанными от остального человечества в отсутствие транспортного сообщения.

В тот же день величайшему светилу медицины в Галактике не разрешили сесть на корабль. Он хотел лететь на Фарону, но комиссар планеты страдал ипохондрией и желал, чтобы ему оказывалась своевременная медицинская помощь при преследовавших его невралгических болях в желудке.

Другой комиссар, с Фароны, решил отвлечь всеобщее внимание от собственной глупости, стоившей жизни десяти миллионам, и надменно потребовал уничтожения Бена Шолто.

Но Бен Шолто не думал об этом. В кабине опять горел свет. Лицо его оставалось бледным и непроницаемым. Браслет резервиста давно был снят с запястья. Слишком уж настойчиво его заставляли связаться со штабом. Вместо ответа Бен сломал браслет пополам, раздавив механизм, и бросил в топку, где тяжелый металл служил теперь для получения энергии. С металлом в преобразователе катер летел со скоростью, которую могли развивать только бронированные крейсеры.

Салли тихо сидела и пристально наблюдала за Беном. Он смотрел на счетчик Гейгера. Тот часто трещал. Лицо Бена помрачнело.

— Излучение есть, — хрипло сказал он. — Это симптом чумы. Нет другой известной причины, которая могла бы объяснить это.

— Мне осталось… два-три дня, — произнесла Салли. — Иногда женщины живут и неделю. Иногда десять дней. По большей части тогда, когда вокруг много больных. В городах поначалу женщины не умирали целых две недели. Но в маленьких поселках они гибнут быстро. А я здесь единственная…

— Две недели, — с жаром воскликнул Бен. — За это время врачи могли найти какую-нибудь сыворотку, лекарство.

— Им так и не удалось… обнаружить микроб, Бен. Даже в электронный микроскоп. Просто… женщины умирают…

— Но не ты! — взорвался Бен. — И почему только я не врач и ничем не могу помочь?!

— Но ты можешь… послужить мне утешением, — оживилась Салли. — Я… всю жизнь поставила на карту, когда бежала к тебе, Бен. Пусть осталось всего несколько дней, а не лет… но…

С тяжким вздохом Бен склонился над ней. Щелканье счетчика Гейгера внезапно прекратилось. Она коснулась прибора рукой и чуть вздрогнула.

— Наверное, сломался. Он просто вел отсчет последних мгновений моей жизни. Давай забудем о нем.

Бен стиснул зубы. Он отодвинул прибор, и тот заверещал, но ненадолго. Бен держал счетчик за провод. Затрещит и остановится, потом снова затрещит. Бен смотрел на него в недоумении. Прибор не был направлен на Салли. Треск раздался в момент, когда счетчик смотрел на приборную панель. На телефон ОС он не реагировал, зато реагировал на навигационный компьютер… Только на…

— Постой-ка! — воскликнул Бен. — Любопытно!

Он опять выключил лампы. Циферблаты мерцали, как обычно. Зато Салли — нет! Какое-то белое сияние окутало кресло пилота. Казалось, оно оплело металлический каркас. Оно не было похоже на флюоресценцию. Белое, не синеватое. Бен подошел ближе. Счетчик Гейгера включился, как только его направили на сверкающее облако. Потом вдруг все пропало. Через секунду белым вспыхнул один из циферблатов, словно за ним находился яркий источник света. И теперь счетчик Гейгера реагировал на циферблат. Бен повернул счетчик к Салли, и тот умолк.

— Смотри! — горячо сказал Бен. — Ты говорила, что женщины, больные чумой, испускают космические лучи. Но от тебя излучения нет, значит, ты не больна. Но получается, что ты была больна раньше. Мое кресло излучало космические лучи. Это разве чума? Теперь вот гравитометр светится. Он что, тоже заразился?