Избранные произведения в одном томе - [386]

— Ну а вы, лоцман?

— Видите ли, сэр, — пожал плечами лоцман, — автор этих стишков, конечно, и автор того содержимого, что в сундучке. Там, очевидно, много денег, и он предупреждает человека, который найдёт сокровище, чтоб всё не пропил, а купил хоть что-нибудь из обмундирования. Сундук надо открывать, но боцману — только, скажем, две доли.

— А ты что скажешь, мой друг? — И сэр Суер-Выер понимающе глянул на меня.

— Если вы не возражаете, сэр, интересно вначале выслушать мнение юнги. У него симпатичный ум, сэр, весьма симпатичный.

— Господин Ю, просим.

— Дорогой сэр! — вскричал юнга. — Я скажу вам, что эта надпись — великолепные стихи! Мало того, я хотел бы прочитать ещё хоть пару строк того же автора!

— Ясно, — процедил Суер. — Юнгу выслушали, — и он снова посмотрел на меня.

Я почувствовал себя зубром, загнанным в угол, и у меня был единственный шанс — бодаться.

— Не понимаю, сэр, почему я? Есть ещё и мичман, и другие члены экипажа. У всех у них очень развитый, резкий, острый, едкий, проницательный…

— Хватит, хватит, — прервал Суер. — Спросим мичмана. Нам известен его острый, резкий, практичный, пахучий, безжалостный…

— Дело тёмное, — сказал мичман Хренов. — Автор, видно, был рыбак и не дурак выпить. Пропил, видно, всё, но в сундучке кой-что на чёрный день оставил. После помер, ключ потерялся. Выход один — ломать. Матросам по рублю на водку, всем по доле, капитану две, боцману — полторы.

— Больше я никого слушать не намерен, — сказал сэр Суер-Выер и требовательнейшим образом посмотрел на меня. — Говори.

— Капитан! Осталась мадам Френкель!

— Мадам занята. Исполняет свой глагол. Толкуй!

— Что значит «толкуй»?! Я не знаю, как истолковать эту надпись, я бы сразу сказал, если б знал. Думать надо, чёрт подери! Принесите мне леща и нательную вещь.

Мне сразу принесли новую тельняшку, а вот копчёного леща искали долго. Принесли, я говорю:

— Подлещик. А нужен именно ЛЕЩ.

Принесли другого.

— Это, — говорю, — уже не подлещик, но ещё и не ЛЕЩ. Это — ляпок.

Наконец принесли нормального леща, кила на полторы.

— На табличке, — поясняю экипажу, — кружка с пеной над бортом. Не пиво ли?

— Пиво! Пиво! — загомонил экипаж.

— Прошу подать кружку с пеной в полгротмачты!

Дали.

Ну что ж, я надел тельняшку. Сел попросту на палубу и стал неторопливо выламывать лещевые плавники, прихлёбывая из кружки.

— В чём же смысл, — думал я, — в чём сногсшибательный смысл этого простецкого стихотворения:

Чем пить,

поедая отдельных лещей,

Купил бы ты лучше

нательных вещей.

Глава 87

СЕРГЕЙ И НИКАНОР

Икра, хочу вам доложить, была неплохая. Икряной лещ попался, и я поначалу только с икрой и разбирался, даже горькие её кончики, ну такие, вроде саночки детские, и те не выбросил. Рёбра обсосал, а когда приступил к спинке, тут на меня стали наседать зрители.

— Говори смысл надписи, — покрикивали некоторые, вроде Ковпака.

Я прямо и не знал, что с ними делать, никак не давали леща дотаранить. Стал отводить удар.

— Вы знаете мою мечту? — спросил.

— Не знаем! — орут.

— Так вот, я мечтаю увидеть человека, который умнее меня. Понимаете?

— Да что такое, — орут. — Неуж такого нету?

— Не знаю, — говорю, — может, и есть. Мечтаю увидеть и поговорить, да всё никак не встречаю… вот такая мечта…

— А Суер, — орут, — Выер?

— А если он умнее, пускай и надпись трактует.

— Тельняшка давно на мне, — ответил Суер, — а леща ел только ты, так что у тебя передо мной преимущество — съеденный лещ. На весах мудрости мы равны, но лещ перевешивает. Толкуй!

— Ну что ж, друзья, — сказал я откровенно, — смысл я, признаться, понял, ещё когда вы леща искали и за пивом бегали, но отказаться от леща тоже не мог. Так вот вам, смысл этого стихотворения заключается в том, что СМЫСЛА НЕТ.

— Хреновина! Это не толкование! А как же ЛЕЩ?

— Нету смысла. Как вы сами видели, я и ПИЛ, и ЛЕЩА ел, и НАТЕЛЬНУЮ ВЕЩЬ вы мне сами подарили, я имел всё, несмотря на призыв поэта не пить, а покупать. А насчёт сундучка вот что: во-первых, это не сундучок, а вроде ларец, такие ларцы делали для богатых дам минувшего времени, открыть их можно было просто ноготком. У меня нету дамского ногтя, но есть рыбья кость. Попробуем, — и я взял обсосанное и сомкнутое с хребтинкой рёбрышко леща и сунул в замочную скважинку.

Тыркнул, тыркнул — не получилось.

— Э-э-э-э, — заэкали на меня во главе с лоцманом, — какой фрак выискался, умней него нету, косточкой, дескать.

Я помочил кость в пиве — покарябал внутри, ещё помочил, ещё покорябал, и вдруг послышался звук «чок» — и полилась дивная музыка Моцарта и Беллини, прекраснейшая сюэрта, написанная для валиков на колокольчиках.

Под бемоли сюэрты крышка стала приоткрываться, и из глубины волшебного сундучка поднялись две изысканных фигуры.

Одна — в богатом халате, в красной феске с тюрбаном, другая — в клетчатых брюках, полосатой шляпе.

И фигуры, кланяясь друг другу, изысканно вдруг заговорили — оказывается, в сундучке был спрятан органчик. Звуки их голосов я и вынужден записать здесь в виде короткой и благонравной пьески.

— Из дальних ли морей

Иль синих гор

Любезный ты вернулся, Никанор?

— Из Турции приехал я, Сергей,

Привёз ушных

Серебряных серьгей.