МАДАМ ФРЕНКЕЛЬ
Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.
— Это становится навязчивым, — недовольно шепнул мне наш капитан сэр Суер-Выер.
— А чем ей, собственно, ещё заниматься? — сказал я. — Делать-то больше нечего.
— Могла бы вязать, — предложил Кацман, — или штопать матросам носки, всё-таки хоть какой-то смысл жизни.
— Штопать носки! — воскликнул Суер. — Да кто же согласится на такой смысл жизни?!?!
— Есть люди… штопают, — задумался Пахомыч, вспоминая, видно, родное Подмосковье. — Штопают и шьют… но, конечно, не на такой разболтанный экипаж! — И Пахомыч в сердцах грохнул кулаком по крюйт-камере.
— Чего она тогда вообще с нами увязалась? — сказал Кацман. — Куталась бы на берегу!
— На берегу многие кутаются, — сказал я. — На берегу кутаться не так интересно. Другое дело — океан, «ЛАВР», свобода! Здесь всё приобретает особый звук, значение, прелесть! На берегу на неё и вниманья никто бы не обратил, а здесь мы каждое утро прислушиваемся: как там наша мадам, кутается ли она в своё одеяло?
— Я вообще-то не собирался прислушиваться ко всяким таким делам, — поморщился Суер, — и вообще не хотел брать её в плаванье. Мне её навязали, — и капитан нелицеприятно посмотрел мимо меня куда-то в просторы.
— Вы смотрите в просторы, капитан, — сказал я, — но именно просторы подчёркивают всю прелесть этого бытового и тёплого смысла жизни. Огромная хладная мгла — и маленькое клетчатое одеяло. Я её навязал, но навязал со смыслом.
— И всё-таки, — сказал Суер-Выер, — мадам — не очень нужный персонаж на борту. На острове Уникорн она, конечно, сыграла свою роль, а в остальном…
— Я не согласен с вами, сэр, — пришлось возразить мне. — Она сыграла свою роль, когда впервые закуталась в своё одеяло. Впрочем, если хотите, выкиньте её вместе с одеялом.
— Такой поступок не слишком вяжется с моим образом, — поморщился капитан. — Я и ложного-то Хренова выкидывал, скрипя сердцем. Не могу-с.
