— Рубли! — хрипел он и не мог расслабить сведённые гневом мыщцы.
Очередной приступ гнева потряс его, спазм гнева охватил его, конвульсии гнева довели до судорог гнева, до пароксизма и даже оргазма гнева.
— Рубли! Для галочки! Старпому! Немедленно! Прямо сюда! На палубу!
Мы выволокли из трюма сундук с рублями, сунули старпому ведомость.
— Ставьте галочку, старпом! Ставьте! Мы с вами в расчёте! Вы у нас больше не работаете! Уволены! Вот вам ваши рубли! Ставьте галочку!
— Ой, да что вы, сэр! — совсем потерялся Пахомыч. Он никогда не видел капитана в таком гневе, и мы наблюдали впервые. — Поверьте, сэр, я ничего такого… я же не против… а насчёт галочки, так это я…
— Галочки! — ревел капитан. — К чёртовой матери эту галочку! Вы уволены и списаны на берег.
— На какой же берег, сэр? — уныло толковал старпом. — Придём в Сингапур, тогда…
— Вот на этот самый, — приказывал Суер, — на этот, на котором ничего нет. Пускай теперь на нём будет списанный старпом! Давайте-давайте, не тяните! Считайте свои рубли, ставьте галочку и — долой…
Задыхаясь от гнева, Суер спустился в кают-компанию. С палубы слышно было, как он сильно булькнул горлом в недрах фрегата.
— Вермут! — догадался матрос Петров-Лодкин.
— Что ещё? — гневно переспросил старпом.
— Ах, извините, старп! Херес!
— То-то же, дубина! — в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.
— Слез он на берег или нет? — послышалось из недр.
— Слезает, сэр, слезает, — крикнул я. — Сейчас досчитает до двух миллиардов.
— Галочку поставил?
— Ещё нет, сэр! Вот-вот поставит!
В недрах фрегата послышался орлиный клёкот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.
Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью… Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, тёрлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.
Они летели
к небу
длинной струёй,
завивались в смерчи, всасываясь в бездонные дыры
между облаками.
— Ставьте же скорее галку, старп! Скорее галку! — орал Петров-Лодкин.
Старпом, задыхаясь, дёргал гусиным пером и никак не мог попасть своей галочкой в нужную графу.
— Помоги же! — умолял он меня.
Я содрал с него двенадцать процентов и сунул какую-то галку в графу.
— Всё в порядке, сэр! — крикнул я. — Галочку поставили!
— Вон! — проревел Суер, и порыв капитанского гнева вынес нашего Пахомыча на остров, на котором до этого совершенно ничего не было.
ОСТРОВ, НА КОТОРОМ СОВЕРШЕННО НИЧЕГО НЕ БЫЛО
Жёсткие судороги капитанского гнева по-прежнему сотрясали корабль, хотя Пахомыча уже не было на борту.
Понимая, что порыв угасает, мы всё-таки опасались новых приступов и все, кроме вахтенных, расползлись по своим каютам.
Я спрятался за хром-срам-штевень, наблюдая за Пахомычем.
Старпом прохаживался по острову, на котором совершенно ничего не было. Растерянно как-то и близоруко бродил он с матросским сундучком в руке. В сундучке лежало его жалованье и полный расчёт.
— Эгей! — крикнул я.
— Эй! — отозвался старпом.
— Ну что там, на острове-то?
— А ничего, — отвечал старпом. — Ничего нету.
— Неужели совсем ничего?
— Да вроде ничего… Как-то непонятно, не по-людски…
— Ну может, хоть что-нибудь там есть?
— Да пока ничего не видно, — отвечал Пахомыч.
— Ну а то, на чём вы стоите, что это такое? Не земля ли?
— Чёрт его знает, — отвечал старпом. — Вроде не земля… такое какое-то… ничто.
— Может, песок или торф?
— Да что ты говоришь, — обиделся Пахомыч, — какой песок? Ни черта тут нету.
— Ну а воздух-то там есть? — спросил я.
— Какой ещё воздух?
— Ну, которым ты дышишь, старый хрен!
— Дышу?… Не знаю, не чувствую… кажется, и не дышу даже, во всяком случае, воздуха-то не видать.
— Эва, удивил, — вмешался неожиданно мичман Хренов, который, оказывается, сидя в бочке, прислушивался к разговору. — Воздуха нигде не видать. Он же прозрачный. Отвечайте толком, есть там воздух или нет?
— Нету, — твёрдо решил старпом, — и воздуха нету.
— Ну уж это тогда вообще, — сказал лоцман Кацман. — Заслали нашего старпома… Эй, Пахомыч, да может, там где-нибудь пивной бар или бренди продают?
— Да нету ничего, — уныло отвечал старпом. — Главное — денег до хрена, а тратить не на что. Я уж хотел было где-нибудь сушек купить или сухарей, а ничего нигде нету.
— Пустота, значит, — сказал Хренов.
— И пустоты вроде нету, — отвечал Пахомыч.
— Натура абхоррет вакуум, — сказал Кацман. — Природа не терпит пустоты.
— Оказывается, терпит, — сказал Пахомыч. — Натура терпит даже и отсутствие пустоты. Вот я сейчас и нахожусь там, где ничего нету, даже пустоты. Только я тут и сундук с деньгами.
— Этого вполне достаточно, — сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер, неожиданно появляясь на палубе. — Пахомыч с деньгами — это уже Бог знает сколько! Несчастный остров, на котором совершенно ничего не было, вдруг так многообразно разбогател. В сундуке — полно денег, а в Пахомыче — бездна разума. Даже на острове Цейлон нет подобного богатства… Впрочем, не думайте, что я так уж быстро остыл. Да, да, не думайте! Поостыл немного — это верно, да и то скажите спасибо хересу.
