— Наш, — успокоился капитан.
— Что же делать с лишним Хреновым, сэр? — спрашивал старпом. — Прикажете выбросить?
— Очень уж негуманно, — морщился Суер, — здесь полно акул. К тому же неизвестно, какой Хренов лучше: наш или ложный?
Оба Хренова сидели на банке, тесно прижавшись друг к другу.
Они посинели и дрожали, а наш посинел особенно. Мне стало жалко Хреновых, и я сказал: — Оставим обоих, кэп. Вон они какие синенькие.
— Ну нет, — ответил Суер, — «Лавр Георгиевич» этого не потерпит.
— Тогда возьмём того, что посинел сильнее.
Наш Хренов приободрился, а ложный напрягся и вдруг посинел сильнее нашего. Тут и наш Хренов стал синеть изо всех сил, но ложного не пересинил.
Это неожиданно понравилось капитану.
— Зачем нам такой синий Хренов? — рассуждал он. — Нам хватит и нашего, слабосинего.
— Капитан! — взмолился ложный Хренов. — Пожалейте меня! Возьмите на борт. Хотите, я покраснею?
— А позеленеть можете?
— Могу что угодно: краснеть, синеть, зеленеть, желтеть, белеть, сереть и чернеть.
— Ну тогда ты, парень, не пропадёшь, — сказал капитан и одним махом выкинул за борт неправильного Хренова.
И ложный Хренов действительно не пропал. Как только к нему приближались акулы, он то синел морскою волной, то зеленел, будто островок водорослей, то краснел, как тряпочка, выброшенная за борт.
СТАРЫЕ МАТРОСЫ
В эту ночь мы не ложились в дрейф. Хотели было лечь, но Суер не велел.
— Нечего вам, — говорил он, — попусту в дрейф ложиться. А то привыкли: как ночь, так в дрейф, как ночь, так в дрейф.
Ну, мы и не легли. Раздули паруса и пошли к ближайшему острову.
Старые матросы болтали, что это остров печального пилигрима.
— Никак не пойму, открыт этот остров или ещё не открыт, — досадовал Суер. — На карте его нет, а старые матросы знают. Но отчего этот пилигрим печалится?
— Вот это, сэр, совсем неудобно, — стеснялся Пахомыч. — Старые матросы болтают, будто бабу ждёт, подругу судьбы.
Старые матросы топтались на юте, били друг друга в грудь:
— Бабу бы…
— Вообще-то у нас есть мадам Френкель, — сказал Суер-Выер. — Чем не баба? Но она — непредсказуема.
В этот момент мадам снова закуталась в своё одеяло, да так порывисто, что у «Лавра Георгиевича» стеньги задрожали.
— Грогу бы… — забубнили старые матросы.
— Старпом, — сказал Суер, — прикажите старым матросам, чтоб прояснились. То им грогу, то им бабу.
— Извините, сэр, бабу — пилигриму, а им только грогу.
— Ну ладно, дайте им грогу.
Пахомыч пошёл за грогом, но наш стюард Мак-Кингсли вместо грогу выдал брагу.
— Грог, — говорит, — я сам выпил. Мне, как стюарду, положено, квинту в сутки.
— Пинту тебе в пятки! — ругался Пахомыч. Дали старым матросам браги.
Обрадовались старые матросы. Плачут и смеются, как малые ребята.
— Старая гвардия, — орут, — Суера не подведёт!
А Суер-Выер машет им с капитанского мостика фуражкой с крабом. Добрый он был и справедливый капитан.
ОСТРОВ ПЕЧАЛЬНОГО ПИЛИГРИМА
Ботва — вот что мы увидели на острове печального пилигрима. Огуречная ботва. И хижина.
Из хижины, покрытой шифером, и вышел пилигрим.
Описывать его я особенно не собираюсь. Он был в коверкотовом пиджаке, плисовых шароварах, в яловых сапогах, в рубашке фирмы «Глобтроттер». Лицом же походил на господина Гагенбекова, если сбрить полубаки и вставить хотя бы стеклянный левый глаз. У пилигрима такой глаз был. Хорошего швейцарского стекла. С карею каёмкой.
Пилигрим поклонился капитану и произнёс спич:
Какой же это дирижабль
Привёз мою печаль?
О, мой неведомый корабль!
Причаль ко мне, причаль!
Наш капитан поклонился и приготовил экспромт:
Я видел, как растут дубы,
Играл на флейте фугу.
И я привёз тебе судьбы
Нетленную подругу.
— Не может быть, — сказал пилигрим, протирая карюю каёмку.
— Привёз, привёз, — подтвердил старпом. — Она пока в каюте заперта, чтоб не попортилась. А то нам говорили, что вы без подруги печалитесь.
— Я? — удивился пилигрим. — Печалюсь? Что за чушь? Но, конечно, не откажусь, если толк будет.
— Это нам неизвестно, — сказал Суер. — Привезти-то привезли, а насчёт толку ничего не знаем. Она в каюте заперта.
— Крепко, что ли?
— Не знаю, — смутился капитан, — я не пробовал. Но у меня тоже есть вопрос: почему вас пилигримом называют?
— Кого? Меня? Кто? Первый раз слышу.
— Послушайте, кэп, — кашлянул Пахомыч. — Кажись, ошибка. Это не пилигрим, а долбоёб какой-то. Поехали на «Лавра», надоел, спасу нет.
— Ничего не пойму, — сказал Суер уже на борту. — Какой мы остров открыли? Печального пилигрима или какой другой?
— Я предлагаю назвать этот остров, — сказал Пахомыч и произнёс такое название, которое лежало на поверхности.
Я тут же предложил другое, но и оно, как оказалось, тоже лежало на поверхности.
Тут и матрос Вампиров предложил новое название, которое не то что лежало — оно стояло на поверхности!
Ну что тут было делать? Так и остался остров под названием «Остров печального пилигрима», хотя не было на нём ни пилигрима, ни печали, а только огуречная ботва.
СУЩНОСТЬ «ЛАВРА»
Под вечер и по якорной цепи на «Лавра» вскарабкался всё-таки этот Псевдопилигрим. В руках он держал предмет, название которого многие из нас позабыли, потому что давно не бывали на осмысленных берегах.