Избранные произведения. Том 7. Проклятые - [125]

— Может, и еще чего, — непроизвольно пробормотала она.

— Моя фамилия — Кузька, — шепнул он, будто расставаясь с чем-то драгоценным и потаенным. — Кэ, у… Впрочем, вы же из вейсов, у вас проблем с правописанием не будет.

— Не должно быть.

— Михаил Кузька. Я живу на Четвертой планете Токугавы.

— Запомню. У меня отличная память на имена.

— Да уж лучше наверняка, чем у меня. Я — что, я — пехота. — Лалелеланг узнала старинное земное слово, которым солдаты-мужчины любили называть себя. Истинное его значение трудно было угадать под наслоениями психологического подтекста, образовавшегося за тысячелетия непрекращающихся войн.

— Вы только поспокойнее теперь. Ведь вы, кана… вы, вейсы, не так скоро выздоравливаете.

— Да, — пролепетала она. — У нас не такая мощная восстановительная система. Но ведь ни у кого из разумных существ ее нет.

Он ушел, махнув на прощание гигантской ладонью, — примитивный, но все же впечатляющий жест… по-своему, по-грубому.

— Он очень не хотел, чтобы вы улетели с неверным о нем впечатлением, — сказала Умеки, подойдя к койке с гнездом. — Благодаря необычности обстоятельств, ему удалось получить достаточно длительное увольнение и дождаться вас.

— Я тронута. А теперь он куда отправится?

— Вернется в часть. Будет дальше воевать.

— Конечно, — пробормотала Лалелеланг. — Там ему будет хорошо.

Умеки с интересом рассмотрела самодельное гнездо посреди койки.

— А вы своего рода исключение, раз вам удалось пережить все, что с вами случилось. Любой другой вейс на вашем месте так и не вышел бы из кататонии. Вероятно, уже никогда.

Лалелеланг приняла позу поудобнее.

— За многие годы я сделалась знатоком в этой области. И я разработала собственный комплекс упражнений — как физических, так и умственных, — позволяющий мне справляться с экстремальными ситуациями.

— И все-таки, — Умеки ненадолго умолкла. — Может, мне еще удастся с вами поговорить до отлета вашего челнока, а может, и нет. Я просто хотела бы сказать, что очень надеюсь, что вы получили здесь то, зачем приехали.

— Даже больше, чем я смела мечтать.

— Это точно. — Умеки мягко усмехнулась сама себе и отошла от кровати. На полдороге к двери она остановилась и с полупоклоном указала на нее.

— Я не поняла, что означает ваш жест в контексте нашего разговора.

— Этот жест характерен для нашего племени, а не для всего вида, — объяснила Умеки. — Жест уважения к моим предкам. Из них многие были бойцами и поняли бы.

— Все ваши предки были бойцами, — отозвалась Лалелеланг. — Именно это и характеризует ваш вид.

— Ну, значит, я хотела сказать, что многие из них были профессиональными воинами, солдатами.

Лалелеланг жестом показала, что поняла разницу. Она еще очень о многом могла бы поговорить, многое обсудить с этой в высшей мере полезной женщиной, но она очень устала, мозг и тело были истощены.

Она готова была улететь, да. Готова вернуться в мир и благодать знакомой обстановки утонченного Махмахара. Но при всем этом, какая-то извращенная, иррациональная часть ее существа готова была снова и снова пережить все это.

«Разница между преданностью и фанатизмом, — напомнила она себе, — измеряется диаметром зрачков.» Она не стала просить зеркало.

Она прикинулась спящей, но один глаз держала чуть-чуть приоткрытым, пока женщина-офицер не удалилась. Может быть, Умеки и ее гид, ее спасительница, но все равно, она прежде всего человек, и Лалелеланг не могла расслабиться, пока не осталась в комнате одна. Предосторожность эта не привела к угрызениям совести. Ведь нельзя доверять человеку, даже если кажется, что на него можно положиться.

Как можно доверять им, когда на протяжении всей своей записанной истории они сами себе не доверяли?

* * *

По возвращении домой ее не встречали ни фанфарами, ни праздничным салютом. Да и не отнеслась бы она благосклонно к таким откровенно безыскусным проявлениям. Но и остракизму ее как будто не подвергли. Просто у нее, как у единственного представителя расы, побывавшего в настоящем бою, возник уникальный статус. А это значит, что для нее потребовалось создать особую социальную поднишу, в результате чего общения с ней одновременно искали и избегали.

Ее это не беспокоило. Она всегда была своего рода одиночкой, даже среди полагающейся сестринской триады, в которую входила. Подруги по триаде же одновременно огорчались, что она так мало участвует в общественной жизни, и радовались ее свершениям. Лалелеланг хотелось надеяться, что одно другое уравновешивает.

Самым непосредственным результатом ее экспедиции явилось то, что посещение ее презентаций утроилось — конечно, количественно, а не в плане энтузиазма. По мере же потускнения новизны впечатлений от ее путешествия, пропорционально упала и посещаемость. Она считала это неизбежным и только глубоко задумывалась над подоплекой того факта, что большинством новичков, приходивших на ее лекции, двигало извращенное любопытство, а вовсе не тяга к знаниям. Но даже и дилетанты волей-неволей из ее рассказов что-то должны были почерпнуть.

Это ее мало волновало, потому что основной упор она делала не на просвещение, а на научные исследования и публикации. Тем более, что прерогатива такая полностью совпадала с целями администрации. Преподавать может кто угодно, а вот переживания, о которых она одна могла распространяться, — единственны в своем роде и заслуживают гораздо большей аудитории.