Избранные произведения. Том 1 - [25]

Задурманил по болотам,

Припечалил приворотом

И к любови приволок.

Полюбила, заалелась,

Вся хвосточком обвертелась,

Завалилась на луга.

«Ненаглядный мой, приятный,

Очень маленький, занятный,

Где ты выпачкал рога?»

До утра не расставались,

Ясным небом любовались

На восток и на закат.

Поутру мутится речка,

Настежь хриплое крылечко,

У попа в избе набат.

Я отцу трезвоню в ухо:

«Осрамила потаскуха,

Дочки глупой не жалей!

Прогони жену за двери,

Так блудят шальные звери, —

Ты ведь Божий иерей».

Потемнело, замутилось,

Мое сердце насладилось:

К детям ласковы отцы.

Вот уж завтра под осиной

Буду в радости осиной

Целовать ее рубцы.

24 мая 1906

3. Мать

«Душно, тесно под корягой,

Я хмельна болотной влагой,

Отпусти меня домой.

Не снести мне полнолунья,

Птица, серая вещунья,

Накричала пред бедой.

Зажил ротик у ребенка,

Затянулись раны тонко,

Дай его мне унести.

Будет он опять здоровым

Под людским уютным кровом

В ласках матери расти».

Сонно слушает чертяка.

Из полуночного мрака

Кажет месяц полукруг.

«Поживем еще немного,

Как за пазухой у Бога,

У меня ты, бедный друг».

Никнет мать в утоме черной,

Лучше быть ему покорной,

Все равно ведь, все равно.

Слезы-реченьки усохли,

Стоны по лесу заглохли,

Сердце-уголь сожжено.

«Вот наступит полнолунье,

Понесу дите колдунье,

Не жива и не мертва.

И от жалости колючей

Подо мной дурман пахучий,

Свянет горькая трава.

Будет там на желтом свете

Пляс и гам, и нож и плети,

Адов рай ни дать ни взять!

Свет родимая сторонка!

Хоть бы дали у ребенка

Утром раны зализать».

24 мая 1906

4. Новолуние

Скорченный, скрюченный, в мокрой коряге

Ночку за ночкой сижу.

Глазом ревнивым в лесистом овраге

Светлую точку слежу.

Скоро потухнет огонь полуночный,

Лягут хозяева спать.

Буду я в муке-любови заочной

Жесткую травку щипать.

Нету мне радости в мире веселом.

Что мне мое ведовство?

Скрыто ли пологом ночи шелковым

Теми пустой торжество?

Я ли на мельнице воду не двигал,

Я ль не ворочал колес,

Я ли не пел, не плясал и не прыгал,

Службу тяжелую нес?

Знал я: к очам с голубой поволокой

Только огонь поднесу,

Вскинется дух мой высоко-высоко,

К небу чело вознесу.

Мельник, ах, мельник, судил ты иначе:

Отдал ты пахарю дочь.

Горьки мои похоронные плачи,

Тягостна старая ночь.

В липкую мглу протяну мои руки —

Темь и пуста, и мертва.

Канут ли в темное томные муки,

Или судьбина мертва?

Сырость крадется по шерсти измятой.

Хвост онемел, как чужой.

В мокрой коряге над хатой проклятой

Вянет чертяка лесной.

1 июня 1906

5. Богомол

За моря, за окияны,

За зеленые буяны

Я плетусь к Адовику

Поклониться, приложиться,

У копытца помолиться,

Утолить печаль-тоску.

Реки синие текучи,

Серы облаки ползучи,

Путевой закручен хвост.

Посошок пылит дорогу,

Трет песок больную ногу,

Путь ложится через мост.

Светит светик дозакатный,

Богомолка в путь обратный

Ношу легкую несет.

«Ты откуда, миловида?

Дай мне крестик от обиды,

Бог тя тамошний спасет».

Тяжелей идти далече,

Мне котомка давит плечи,

Всё текут, ползут края.

Вот уж виден этот камень,

А из камня белый пламень, —

Адовик, страна твоя!

Вся разубрана камора,

Не видать иного взора,

Только взор Адовика.

Подступает поклониться,

Приложиться, помолиться

Тварей верная река.

Вот и я пойду смиренный,

Велелепием смятенный,

Уроню слезу-росу.

Улыбаясь, выну колкий

Крестик доброй богомолки

И тихонько вознесу.

Взвизгнет, дрогнет в лютой корче,

От моей веселой порчи

Завертится Адовик.

Я полынь-печаль тут брошу,

Шерсть курчавую взъерошу

И завою, вскинув лик.

1 июня 1906

Посол

— Старушка, здравствуй! Где твой сын?

— В лесу блудит.

— А кто к тебе залез за тын?

— Никто. — А кто в гостях сидит?

— Отстань, отстань. Сгинь с глаз моих.

Сидит мой гость.

— А пес цепной чего притих

И чью так жадно гложет кость?

— Типун тебе. На глаз нарост.

Чего присох?

— Грешишь, старушка. Нынче пост.

Скажи, костер кто ночью жег?

— Почем мне знать, почем мне знать?

Когда ж уйдешь?

— Постой-ка, кудри мне погладь,

Слепа теперь, не узнаешь.

— Ах, милый мой! Да кто ж послал,

Ужели сам?

Войди ж в избу, давно б сказал,

Остатки сладки другу дам.

Пробудешь ночь, соснем втроем,

Четвертый — пес.

Назад пойдешь с моим мешком

По первопутку белых рос.

1 сентября 1906

Из казенки

Качай меня, баюкай, хмель,

Бери свое.

Иду во мхи, где высит ель

Густое острие.

Крива тропа, нависнул лес,

Дымится пар.

Навстречу мне зеленый бес,

Уныл, сонлив и стар.

— Ну, как у вас? Ты что? Живой?

— Да вот, живу.

— А ты? — А я мастеровой,

Иду туда, ко рву.

— Неладно там. Желты пески,

Ползут с краев.

Сидят, молчат таки-сяки,

Скучней замокших сов.

— А сам-то как? — И сам сова,

Труха трухой.

Гниет во мху, все трын-трава,

Лишь был бы хвост сухой.

— Беда совсем. А нет ли, брат,

Еще вестей?

— Нагнись-ка. Завтра, говорят,

За гатью сходка всех чертей.

20 сентября 1906

ЮДО

1. Горюнья

На далеких на полянах,

Под вечерними цветами,

С почернелыми устами,

Изнывая в свежих ранах,

Принагнулася Горюнья,

Горя лютого пестунья.

«Кто мне телушко изранил,

Кто мне душу замутил,

Кто утробу задурманил,

Чудо-Юдо зародил?

Там, во мне самой, Горюнье,

Сердце Юдо шевелит,

Алой кровушке-игрунье

Путь плотинами прудит.

Как у этого у Юда

Пребольшая голова,

Юдо в матери покуда,

У Горюньи горя два:

Как и первое мученье —

Разродиться от плода.

А второе замышленье —

Первой горшая беда.

Надо семени отцову,

Зародившему во мне,

Отомстить ему по-нову