Избранные произведения - [12]

Разверстой бездны спас и волн, вскипавших

До гор, приюта туч; о ты, кому

Чрез мрак, чрез утонувшие вершины

Несла голубка знак надежды свежей

Впервые; ты, на западе пред кем,

Как после кораблекрушенья, солнце

Из туч взошло, высь радугой окрасив!

Людей порода новая, на землю

Придя, спешит к страстям вернуться лютым,

К занятьям нечестивым, прежних мук

Достойным. Длань кощунственная, далью

Карающих морей играя, учит

Несчастью новый брег под новым небом.

О праведный отец благочестивых,

Тебя и семя славное твое

Ум созерцает. Расскажу, как в полдень,

Под сенью сидя мирного шатра,

Средь пажити, что нежит и питает

Стада, ты исполняешься блаженства,

Узрев, под видом странников, в эфире

Небесных духов; или как, о мудрой

Ревекки сын, близ сельского колодца,

Среди Харранской сладостной долины,

Где пастухам раздолье и досугу,

Под вечер был пронзен любовью ты

К Лавановой красавице: любовью

Непобедимой, побудившей душу

Принять изгнанье долгое, и муки,

И рабства ненавистное ярмо.

Конечно, было (пусть не насыщают

Чернь алчную молва и аонийский

Стих заблужденьем и тенями) время,

Приятное и дорогое нам,

Когда земля была благой и знала

Жизнь трепетная золотой свой век.

Не то чтобы молочные ручьи

Склон орошали круч родимых, или

Сходился тигр с ягнятами в овчарне,

Иль гнал пастух в веселье к роднику

Волков; но, ни судьбы, ни бед своих

Не ведая, свободным жил от горя

Род человечий; тайные законы

Природы и небес за кисеей

Скрывались милых вымыслов, преданий,

Сказаний; и корабль наш безмятежно,

Довольствуясь надеждой, прибыл в порт.

Таким средь чащ калифорнийских племя

Блаженное рождается; заботы

Ему не точат сердце вяло; немочь

Не гложет плоти; пищу дарит лес,

Нависшие утесы — кров, а воду

Ручьи долин, и смертный час приходит

К нему нежданно. О природы мудрой

Владенья, беззащитные пред нашим

Преступным дерзновеньем! В глушь, в берлоги,

На побережье наша проникает

Свирепость; в чей ворвется дом, тех учит

Тоске небывшей и желаньям чуждым

Она и убегающую радость

Нагую гонит прочь, на край земли.

Перевод А. Наймана

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ САФО [32]

Мрак мирный, и стыдливый луч закатной

Луны, и ты, пробившийся сквозь чащу

Немую над скалой посланец дня,—

О, как вас было созерцать приятно

Очам, когда ни рока, ни Эриний

Не знала я; но страсти безнадежной

Чужда улыбка зрелищ столь прелестных.

Исчезнувшая радость оживает

В нас, лишь когда через эфир текучий,

Чрез трепетные долы вьется пыльный

Смерч Нота и когда гремит повозка

Юпитера тяжелая над нашей

Главой, приоткрывая сумрак неба.

Нам мило по ущельям и по кручам

Блуждание в грозу, и бегство стад

Паническое, и напор ревущей

Реки на валуны

В тумане, и победный гнев волны.

Прекрасен твой, божественное небо,

Свод, и прекрасна ты, земля в росе.

Ах, рок и боги ничего не дали

В удел несчастной Сафо из красы

Бескрайной. В пышный впущенная твой

Чертог, природа, я, как гость презренный,

Как скучная любовница, напрасно

Тянусь к великолепью твоему

Душой и взором. Нет, не мне смеется

Луч солнечный иль утренняя ясность,

Из врат эфирных встав; и не меня

Песнь пестрых птиц приветствует и шепот

Рощ буковых; и коль под сенью ив

Склоненных чистый катится ручей,

То, стоит соскользнуть к нему стопе,

С пренебреженьем он отводит влагу

И, прочь стремя свой бег,

Виясь, теснит благоуханный брег.

Каким проступком гнусным до рожденья

Запятнана, какой виной, что кажут

Мне небо и фортуна лик враждебный?

Чем согрешила в возрасте я детском,

Безгрешном, что лишенная цветов

И юности кудель годов бежала

К веретену неумолимой Парки,

Темнея? Уст твоих неосторожны

Слова, ведь нам сужденные событья

Ведомы тайной волей. Кроме скорби,

Всё тайна. Племя брошенное, мы

Для слез родились, смысл чего в утробе

Богов сокрыт. О грезы, о надежды

Лет свежих! Форме дал, прелестной форме

Творец в сем мире вечные владенья,

И, хоть героем стань, хоть тонко лиру

Настрой для песнопений,

Не просияет в грубом платье гений.

Умрем мы. Сбросив наземь оболочку

Дрянную, скроется душа нагая

У Дита и исправит тяжкий промах

Раздатчика судеб. И ты, к кому

Привязана была любовью долгой,

И верностью, и тщетным гневом страсти

Неутоленной, счастлив будь, коль смертный

Родиться б мог счастливым. Нежной влаги

Из скудной бочки на меня Юпитер

С тех пор не пролил, как ушли обманы

И грезы детства. Нашей жизни дни

Чем радостней, тем раньше отлетают.

Являются недуги, старость, тень

Холодной смерти. Вот, мне не жалеет

Лишь пальм надежды Тартар и утешных

Химер. И славный гений мой — добыча

Тенаровой богини,

Зловещей ночи и немой пустыни.

Перевод А. Наймана

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ [33]

В душе не гаснет день, когда я, жгучим

Огнем любви охвачен в первый раз,

Шептал: «Коль то любовь — что ж так я мучим!»

И, от земли не отрывая глаз,

Ту видел лишь, что первая, невольно,

Нашла в мое ведущий сердце лаз.

Увы, любовь, как жалила ты больно!

Зачем зовется сладкой эта страсть,

Коль в ней желаньям и скорбям раздольно?

Зачем была не чистой эта сласть,

Не цельной, не сиянием, а мукой?

Как удалось тоске в нее попасть?

Душа, сколь тяжкой для тебя наукой

Сознанье это стало, коль одно

Смогло представить все утехи скукой?

И днем являлось льстить тебе оно,

И ночью, коей наше полушарье,

Казалось, было в сон погружено:

Я ж, сердце, спать ложась, готовый к каре

И вместе к дару, скорбен и устал,