Избранные произведения. IV том - [7]

— Куда мы пойдем? — спросила Мэйзи шепотом.

— Я уплыву в Америку.

— В Америку? Как?

— В гавани стоит корабль, который утром отправляется в Бостон. Я проберусь на него по веревке и спрячусь на палубе под одной из шлюпок.

— Как безбилетные пассажиры, — произнесла Мэйзи одно-временно со страхом и восхищением.

— Точно.

Взглянув на брата, она впервые разглядела у него на верхней губе тонкие волоски будущих усов. Он становится мужчиной, и когда-то у него вырастет настоящая борода, как у папы.

— И долго плыть до Америки?

Дэнни задумался, потом виновато усмехнулся и ответил:

— Не знаю.

Мэйзи поняла, что расчет времени в его планы не входил.

— Значит, вместе мы не поплывем, — сказала она обреченно.

Его лицо приняло виноватое выражение, но переубеждать ее он не стал.

— Я тебе вот что скажу. Иди в Ньюкасл. Туда можно дойти дня за четыре. Это большой город, даже больше, чем Гданьск. Никому там до тебя дела не будет. Обрежь волосы, стяни брюки по росту и выдай себя за мальчишку. Найди конюшню и предложи свои услуги. Лошади всегда тебя слушались. Если хозяевам понравится, как ты работаешь, они кое-что тебе заплатят, а потом устроишься на работу получше.

Мэйзи было страшно даже подумать о том, что скоро она останется совсем одна.

— Нет, я лучше с тобой.

— Нельзя. Мне и одному-то будет нелегко пробраться на корабль и прятаться там несколько дней, красть еду и все такое. Я не могу взять тебя с собой.

— Необязательно за мной ухаживать. Я справлюсь сама и буду сидеть тихо, как мышка.

— Я все равно буду беспокоиться о тебе.

— А разве ты не беспокоишься, оставляя меня одну?

— Нам теперь самим нужно о себе заботиться! — сказал он в сердцах.

Мэйзи поняла, что он уже все решил. Его никогда ни в чем нельзя было переубедить после того, как он уже принял решение. Несмотря на растущий страх, она заставила себя задать следующий вопрос:

— Когда мы убежим? Утром?

Дэнни покачал головой.

— Сейчас. Мне нужно пробраться на корабль сразу, как только стемнеет.

— Ты что, серьезно?

— Да.

И в подтверждение своих слов он встал.

Мэйзи тоже встала.

— Может, нам нужно взять кое-что с собой?

— Что взять?

Она пожала плечами. У нее не было запасного платья, не было никаких памятных вещиц — вообще ничего не было. Еды или денег у них тоже не было.

— Ну, тогда поцеловать маму на прощание, — сказала она.

— Не надо, — резко сказал Дэнни. — Если поцелуешь ее, то останешься.

Он был прав. Если она еще раз увидит маму, то разрыдается и все расскажет. Она сжала кулаки, сдерживая слезы, и сказала:

— Хорошо, я готова.

Они пошли прочь, держась бок о бок.

Когда они дошли до конца улицы, ей захотелось оглянуться и бросить последний взгляд на дом, но она боялась, что тогда передумает, и поэтому пошла дальше, не оглядываясь.

* * *

Из газеты «Таймс»:

ХРАБРОСТЬ АНГЛИЙСКОГО ШКОЛЬНИКА. Помощник коронера Эштона, мистер Х. С. Уосбро, расследовал вчера на станции Уиндфилд инцидент с обнаружением тела Питера Джеймса Сейнт-Джона Миддлтона, школьника тринадцати лет. Мальчик плавал в пруду на месте заброшенного карьера близ Уиндфилдской школы, когда проходившие мимо два старших ученика заметили, что он с трудом держится на воде. Один из старших учеников, Мигель Миранда, уроженец Кордовы, дал показания о том, что его товарищ, Эдвард Пиластер, пятнадцати лет, сбросил верхнюю одежду и нырнул в пруд, чтобы спасти младшего мальчика, но было уже слишком поздно. Глава Уиндфилдской школы, доктор Герберт Поулсон, показал под присягой, что ученикам было запрещено подходить к карьеру, но он знал, что это правило часто нарушалось. Присяжные приняли вердикт о том, что это была гибель по неосторожности и что мальчик утонул по собственной вине. Помощник коронера особо отметил храбрость Эдварда Пиластера, попытавшегося спасти жизнь своего друга, и сказал о том, что мы поистине можем гордиться тем, как учебные заведения, подобные Уиндфилду, воспитывают в английских школьниках самые лучшие моральные качества.

* * *

Мики Миранда был всецело очарован матерью Эдварда.

Августа Пиластер была высокой, величественной женщиной тридцати с небольшим лет с черными волосами, черными бровями, высокими скулами, прямым носом и волевым подбородком, придававшими ее лицу надменное выражение. Ее нельзя было назвать «хорошенькой», да и особой красотой она не отличалась, но все же в этом гордом лице было нечто чарующее. Ради официального случая она облачилась в черное пальто и надела черную шляпу, делавшие ее еще более строгой. И все же Мики казалось, что эти строгие одежды скрывают роскошное тело, а надменные и властные манеры передают страстную натуру. Он с трудом отводил от нее взгляд.

Рядом с Августой сидел ее муж, Джозеф, отец Эдварда, — некрасивый человек лет сорока с кислой физиономией, с таким же носом, что и у Эдварда, и с волосами того же цвета, только начинавшими редеть; недостаток волос на голове, похоже, компенсировали пышные аристократические бакенбарды. Мики не мог понять, что же заставило великолепную женщину принять предложение такого неказистого мужчины. Скорее всего причиной тому — его богатство.

После судебных слушаний все они — мистер и миссис Пиластер, Эдвард, Мики и глава школы доктор Поулсон — возвращались в школу в экипаже, нанятом на железнодорожной станции. Мики с любопытством наблюдал, как директор оживляется всякий раз, бросая взгляды на Августу Пиластер. «Старина Поул» то и дело интересовался, не утомило ли ее расследование, удобно ли ей сидеть, не нужно ли кучеру приказать ехать медленней, а под конец поездки даже выпрыгнул до того, как экипаж остановился, чтобы подать ей руку. Никогда еще его бульдожье лицо не выглядело таким подвижным.